Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне (Коган, Багрицкий) - страница 103

На первую страницу
Потому что я русский наскрозь —
не смирюсь со срамом
наляпанного а-ля-рюс.

3. Неистовая исповедь

В мир, раскрытый настежь
Бешенству ветров.
Багрицкий
Я тоже любил
петушков под известкой.
Я тоже платил
некурящим подростком
совсем катерининские пятаки[63]
за строчки бороздками на березках,
за есенинские голубые стихи.
Я думал — пусть и грусть, и Русь,
в полтора березах не заблужусь.
И только потом я узнал, что солонки,
с навязчивой вязью азиатской тоски,
размалева русацкова в клюкву аль в солнце, —
интуристы скупают, но не мужики.
И только потом я узнал, что в звездах
куда мохнатее Южный Крест,
А петух-жар-птица-павлин прохвостый —
из Америки,
С картошкою русской вместе.
И мне захотелось такого простора,
чтоб парусом взвились
заштопанные шторы,
чтоб флотилией мчался
с землею город
в иностранные страны,
в заморское море!
Но, я продолжал любить Россию.

4. Я продолжал любить Россию

Не тот этот город и полночь – не та.
Пастернак
А люди
С таинственной выправкой
скрытой
тыкали в парту меня, как в корыто.
А люди с художественной вышивкой
Россию
(инстинктивно зшиток подъяв, как меч) — отвергали над партой. Чтобы нас перевлечь — в украинские школы —
ботинки возили, на русский вопрос —
«не розумию», на собраньях прерывали русскую речь.
Но я всё равно любил Россию.
(Туда… улетали… утки…
Им проще.
За рощами, занесена, она где-то за сутки,
за глаз, за ночью, за нас она!)
И нас ни чарки не заморочили,
ни поштовые марки с «шаг»ющими[64] гайдамаками,
ни вирши – что жовтый воск со свечи заплаканной
упадет на Je[65] блакитные очи.
Тогда еще спорили –
Русь или Запад
в харьковском кремле.
А я не играл роли в дебатах, а играл
в орлянку на спорной земле.
А если б меня и тогда спросили,
Я продолжал — всё равно Россию.

5. Поколение Ленина

Где никогда не может быть ничья.
Турочкин
…И встанут над обломками Европы
прямые, как доклад, конструкции,
прозрачные, как строфы
из неба, стали, мысли и стекла.
Как моего поколения мальчики
фантастикой Ленина
заманись —
работа в степени романтики —
вот что такое коммунизм!
И оранжевые пятаки
отсверкали, как пятки мальчишек,
оттуда в теперь.
И — как в кино —
проявились медали на их шинелях.
И червь, финский червь сосет
у первых трупы,
плодя — уже для шюцкоров —
червят.
Ведь войну теперь начинают не трубы —
сирена.
И только потом – дипломат.
Уже опять к границам сизым
составы тайные идут,
и коммунизм опять так близок –
как в девятнадцатом году.
Тогда матросские продотряды
судили корнетов
револьверным салютцем
Самогонщикам — десять лет.
А поменьше гадов запирали
«до мировой революции».
Помнишь — с детства — рисунок:
чугунные путы
Человек сшибает с земшара
Следующая страница