Как и предполагал Федор, Поярков в острог идти отказался наотрез. Пришлось «Орочанину» немного спуститься по течению, чтобы достичь места стоянки якутской ватаги.
Хмуро и неприветливо встретив ангарцев, Василий сразу же заартачился отдавать «Кастрикум» и не желал и слышать о его продаже. Держался он довольно дерзко, даже нахально, но большего себе не позволил. Сазонову Поярков понравился своей упертостью и храбростью — она не была наиграна. Перед Алексеем стоял тот самый сибирский первопроходец — безрассудно смелый, идущий навстречу неизвестности, смертельной опасности, голоду и холоду русский мужик, олицетворявший собою весь этот век — великий, дерзкий и кровавый.
— А немцев пожалуй что отдам, — заявил ангарцам Поярков, окруженный казаками-ватажниками. — Коли выкуп дашь.
Предложение Сазонова — несколько бочонков соленостей, разного рода овощи, пара мешков зерна да мешок картошки, немного масла и сыра, мешочек соли и немного сладкой патоки — было принято с великой важностью, и вскоре три десятка голландцев во главе с капитаном Мартином де Фризом перешли на борт канонерки. Капитан сразу осведомился о судьбе своего помощника — Корнелиуса Куна, который был сильно болен и которого люди местного воеводы забрали в острог вместе с другими несчастными. Его успокоили тем, что среди больных еще никто не умер, после чего предложили отведать горячего куриного супа с чечевицей.
С Федором Исаковичем Алексей попрощался по-дружески, поблагодарив воеводу за содействие и посоветовав ему в случае какой-либо неприятности, как то: голод, нападение туземцев или лихоманка, всегда обращаться к его людям — любая посильная помощь непременно будет оказана. Оставив в остроге немного провизии: гречихи, проса, соли, лука и чеснока да сыра и бочонок конопляного масла, Сазонов принял на борт канонерки остальных членов экипажа флейта, после чего «Орочанин» взял обратный курс.
Многие из голландцев выглядели не лучшим образом — грязные, заросшие, словно приютившие их сахалинские туземцы, одетые в мешанину из расползающихся на глазах гнилых от постоянной сырости кафтанов и штанов, а также одежд, полученных от айнов, они, казалось, давненько уж пали духом, сдавшись судьбе-злодейке. Небольшая их часть держалась, однако, стойко — эти люди сплотились вокруг своего капитана Мартина де Фриза. Таковых было около дюжины, не более, — Алексей решил отделить их от остальных. И если первые сразу же ушли в теплые кубрики, спрятавшись от холодного ветра, без устали дувшего со стороны залива, то вторые были оставлены на корме, в надстройке.