Барни не перебивал. Не делал никаких попутных замечаний и не задавал вопросов. Пока ему было неясно, чего, собственно, не хватает этому доктору в жизни.
— Я люблю своих больных, — продолжал тот. — Я им предан, честное слово. Когда они в больнице, я каждое утро их навещаю. А если получается, то и перед сном захожу проведать.
— Это, должно быть, морально тяжело, — вставил Барни. — Особенно когда речь идет о неизлечимо больных.
Доктор кивнул:
— У меня такое опасение, что все их проблемы я взваливаю на себя. И, по правде говоря, мне все время требовался некий костыль, чтобы я мог прожить день до конца. — Он помолчал, потом смущенно пояснил: — Я принимал транквилизаторы в большом количестве.
Барни понимающе кивнул.
— Выписывали себе сами?
— Доктор, я без них не могу, — ответил Энтони. — Посмотрите на вещи шире. У каждого моего больного есть семья, которая разделяет с ним тяготы его болезни. Умножьте это на десять… нет, на двадцать, и вы получите представление о том, почему мне время от времени требуется какое-то облегчение.
Он заговорил извиняющимся тоном:
— Я не пьяница, я себя контролирую. Но мне нужно немного валиума, иначе я не проживу. Понимаете? Ради моих же больных!
— Сколько это — «немного»? — спокойно спросил Барни.
— Ну… — Он замялся. — Десять миллиграммов.
— Как часто?
— Несколько раз в день, — уклончиво ответил доктор и посмотрел на Барни.
По лицу консультанта было видно, что ответ его не удовлетворил.
— Ну, в день я в среднем принимаю от пятидесяти до шестидесяти миллиграммов.
— Обычно максимально допустимой дозировкой считается сорок, — негромко прокомментировал Барни.
— Да, я знаю.
— А поскольку он ослабляет работу центральной нервной системы, то со временем стал оказывать на вас необычный эффект.
— Нет-нет! — возразил Энтони. — Я себя хорошо чувствую. То есть… я понимаю, что превышаю дозу, но я вполне дееспособен.
Он вдруг стукнул кулаком по столу и закричал:
— Я хороший врач, черт побери! Хороший!
Барни немного выждал, после чего мягко спросил:
— Доктор Энтони, вы так и не ответили на мой вопрос. Что вас привело ко мне?
— Меня привели сюда причины, — он говорил с трудом, — в которых я сам пока не разобрался. В прошлое воскресенье — нет, две недели назад, — когда моя жена была с детьми у своей матери… — Он замолчал, потом наконец сформулировал свою проблему в пяти словах: — Я пытался покончить с собой.
Вечером Барни рассказал о докторе Энтони Лоре, правда, фамилии не назвал.
— А что его так мучает? — сочувственно произнесла Лора.
— Лора, ты не поверишь: его проблема в том, что он принимает все слишком близко к сердцу. Я прихожу к выводу, что у хороших терапевтов это вроде особой формы рака. Есть врачи, которые заковывают свои чувства в броню и обращаются с больными, как мясник — с тушами животных. И когда я вижу несчастного врача, сопереживающего своим пациентам, как этот бедолага, покушавшийся на самоубийство, я не могу обвинять остальных, бесчувственных. Это разновидность защитной реакции.