Известно, что на суде Патрикеев держался гордо и независимо, свойственная ему ирония была убийственна, он ничего не спускал своим врагам, не просил ни о спи схождении, ни о пощаде.
Как сообщает автор «Выписи», собор «отослаша Васьяна во обитель Пречистые Иосифова монастыря». Глава русского «нестяжательства» был отдан в руки своих злейших идейных врагов — «иосифлян». Борьба «нестяжателей» с «иосифлянами» закончилась торжеством учеников Иосифа Волоцкого.
В своих посланиях к Ивану Грозному Андрей Курбский поставит впоследствии гибель Патрикеева (по его свидетельству, он был уморен голодом) в счет его отцу.
Последний суд Максима Грека
Непосредственно вслед за «собором на Вассиана» состоялся и «собор на Максима Грека». Ему было предъявлено обвинение, что после собора 1525 года он прибавил «ко многим прежним хулам новейшие хулы на Господа Бога и на Пресвятую Богородицу, и на церковные уставы и на законы, и на святые чудотворцы, и на святые монастыри».
Заключенный в Иосифовом монастыре, где он провел в темнице 6 лет, он «покаяния и исправления не показоваше и неповинна во всем себе глаголаше и отреченная мудрствоваше», то есть высказал «необратный свой нрав». Поставленный перед вторым церковным собором во главе с митрополитом Даниилом, Максим Грек выслушал новый свод возводимых на него обвинений. Митрополит Даниил, сам писатель и человек широкого образования, цинично обвинял Максима Грека, столь много сделавшего для русского просвещения, в том, что тот «Великому князю злая умышляли и совещали и посылали грамоты к Турским пашам», пытаясь поднять Турцию на войну с Русью.
Даниил обвинял Максима в том, что тот, защищая еретиков, «прельщает и погубляет люди». Он обличал Максима Грека и в том, что первый церковный собор был созван ему «в познание и в разум истинный и исправление», а тот, нисколько не раскаявшись, говорил своему монастырскому стражу, что «учился есми филофству, и приходит ми гордость, а ведано аз все везде, где что ни деется».
На этот раз Максим Грек держался твердо и все отрицал: «аз того не писал и не велел писати». Допрос свидетелей был призван доказать сознательное стремление Максима Грека «портить русские книги».
На это Максим с достоинством отвечал: «А живут описи (описки.— С. К.) и в ваших книгах, так же и в наших книгах везде описи живут, и вы на нас о том вины не возлагайте, а что будет неправо, то сами исправляйте. А иные книги перевотчики перепортили, ино их надобно переводити». Конец судного дела, к сожалению, не сохранился, но мы знаем из «Выписи», что Максима Грека сослали «во Тверь град ко Акакию епископу, до уреченных лет».