Сейчас она станет женой этого человека. Вождя клана, числом и силой превосходящего клан ее отца. Герцога Стратнарна, которым восхищается английский высший свет.
Он станет ее мужем, а она — его женой, и ничто на свете не сможет разлучить их, ибо они соединены самим богом.
Только подойдя к герцогу и встав по правую руку, Клола осмелилась поднять глаза. Она надеялась, что он тоже взглянет на нее… может быть, улыбнется…
Но она ошиблась. Герцог смотрел прямо на священника. На его красивом лице застыло скучающее выражение, губы были сжаты в тонкую, жесткую линию.
Герцог проснулся в прескверном состоянии духа, и даже веселое многоголосье за окном и нестройное пение дюжины волынок не развеяли его мрачного настроения.
Для простого народа сегодняшний день был праздником, хотя, возможно, многие члены клана не одобряли союза с Килкрейгами.
Но самому герцогу сегодня предстояло сунуть голову в петлю — и, хоть убей, он не мог придумать, как выпутаться из этой ловушки.
Снова и снова мысли его невольно обращались к женщине, на которой ему предстоит жениться.
Герцог с трудом представлял себя женатым, но, когда такая фантазия приходила ему в голову, он мысленно видел рядом с собой очаровательное и утонченное создание из одного с ним круга — предмет восхищения и зависти всех знакомых мужчин.
Теперь же обстоятельства принуждают его связать свою судьбу с девушкой из рода Килкрейгов, с которой у пего нет ничего общего. При одной мысли об этом герцога охватывало отвращение.
Она наверняка читает по складам — если вообще умеет читать! И, разумеется, у нее толстые ляжки и круглая физиономия с румянцем во всю щеку!
Герцог опасался, что неприязнь к супруге помешает ему даже выполнить блестящий план лорда Хинчли: сделать жене ребенка и уехать. Он просто не сможет заставить себя лечь с ней в постель!
Не зря англичане говорят, что путешествовать по Шотландии можно, только зажимая нос платком!
С горькой усмешкой герцог вспомнил рассказ Георга Четвертого о своем неудавшемся браке. Король — тогда еще принц Уэльский — был настолько потрясен неприятным запахом, исходившим от принцессы Каролины, что передал ей через фрейлину почтительнейшую просьбу помыться перед первой брачной ночью.
Однако это не помогло, и семейная жизнь царственной четы с самого начала пошла наперекосяк.
Сам герцог, когда дело касалось женщин, был чрезвычайно привередлив.
В отличие от многих своих современников, он не интересовался доступными «жрицами Афродиты», у которых сент-джеймские щеголи проводили все свободное время.
Нет, герцога привлекали изящные и утонченные дамы из высшего общества. Он не помнил, чтобы хоть раз лег в постель с женщиной, привлекавшей его только физически.