Люся знала о гибели парохода, но до этой минуты все еще продолжала надеяться на чудо.
— Милая мамочка, — старалась она успокоить мать, — не к нам одним горе ворвалось. Много его теперь на земле. Надо крепиться. — Сказала, а у самой на душе кошки скребли: как же смягчит она удар по материнскому сердцу, как сообщит о предстоящей разлуке?
А разрешилось все неожиданно: на пятый день была получена повестка. Люсе надлежало срочно явиться в военкомат.
— Как же это, девочка моя? — с трудом проговорила Серафима Филатовна.
— Мамочка, не расстраивайся. Схожу, выясню и, глядишь, окажется, что твои тревоги напрасны.
— Не успокаивай. Раз вызывают, значит, отправят на фронт, — с грустью сказала Серафима Филатовна.
Люся подошла к матери, обняла за плечи, усадила за стол и сама села рядом.
— Мамочка! Ты не убивайся. Если даже пошлют на фронт, то ненадолго. По всему видно — врага осталось лишь добить.
— Добить, — горько усмехнулась Серафима Филатовна. — Еще сколько смертей будет.
— Чтобы их меньше было, врачам надо постараться, мамочка, а я — врач.
Из военкомата Люся пришла в форме офицера. На погонах поблескивали по три звездочки.
Серафима Филатовна, пошатнувшись, опустилась на стул:
— И ты и Женя — на фронт!
— Мамочка, не падай духом. Тетя Паша, Вера Платоновна помогут тебе. А мы вернемся, обязательно вернемся.
Люся старалась быть веселой, но разве скроешь от матери затаенную грусть. Да и Серафима Филатовна понимала, как трудно дочери. Поэтому держалась спокойно, даже пообещала:
— Буду ждать.
Послышался стук в дверь. Люся открыла ее и увидела восторженного брата:
— Красавица! Смотри-ка, мама, на пана-капитана! Да с такими гвардейцами всех врагов переколотим!
— Старший лейтенант, — поправила Люся, обнимая Женю.
— Будешь и капитаном, непременно. А я немного задержусь по делам подполья.
Серафима Филатовна несколько успокоилась, предложила:
— Ты, Женечка, пообедай. Мы только что из-за стола.
— Нет, нет, мамочка, я сыт. Разве чайку…
За столом говорили о многом, но ни слова об отце, Лене, о маленькой Танюше, чтобы не будить нестерпимую боль. Перед уходом Евгений спросил:
— А от Миши нет вестей? Наверное, ходит в полководцах.
Люся молчала, отозвалась мать:
— Может, и в полководцах. А вдруг…
— Никаких «вдруг», мама, — решительно прервал Женя. — Не имеет он права погибать. Правда, сестренка? Как в песне-то? «Жди меня, и я вернусь». А мы все его ждем. Не ты одна. Стало быть, вернется. Ну, побежал я. Завтра заскочу. А ты, сестричка, все-таки побереги себя, ладно?
Люся уткнулась брату в плечо, услышала, как бьется его сердце.