— Так точно. Все, подлежащее возвращению в подразделения в ближайшие дни, значится в наличии.
— Добре. Так и считай, но мы это вооружение пока придержим на складе, так сказать в загашнике. Сейчас подбрасывают все такое новое, надежное, да и не сравнить автомат с винтовкой. Нам потребуется масса огня. Вон видишь, — генерал посмотрел на разостланную карту, кивнул в сторону Берлина, — гитлеровцы туда все стягивают. — Помолчав, спросил: — Что у нас сегодня кроме смотра артиллеристов?
— После обеда встреча с комсомольским активом.
— О комсомолии помню. Вечером еще и концерт армейского ансамбля. Так что давай послушаем. Совсем одичали.
— Хотелось бы, товарищ генерал, но…
— Что — но?
— Собирался вечером в госпиталь. В Сосновицу.
— Приболел? — лукаво усмехнулся комдив.
— Да нет… — Горновой сконфузился, покраснел, но стараясь скрыть смущение, поспешил доложить шифровки.
— Так там, в Сосновицах, дивчина, что ли?
— Угадали, товарищ генерал. Война разлучила, а теперь получил письмо. Оказались рядом.
— Так что ж тянешь? Поезжай. Дело молодое. А я вот остался один. Потерял своих в первую ночь войны по Львове. Так ничего и не знаю. — Генерал с минуту молчал, задумавшись, а потом резко проговорил: — Сейчас же поезжай. Ведь мы не на прогулке, а на войне. Секунда встречи тут годам равна, а может, и вечности.
Вскочив на переднее сиденье открытого виллиса, Горновой бросил курносому, веснушчатому шоферу:
— Жми на большак, а там налево.
Машина понеслась стрелой, высоко подскакивая на выбоинах. Поглощенный мыслями о предстоящей встрече, Горновой не ощущал ни скорости, ни толчков.
Резко затормозив, машина остановилась. Горновой поднял голову. Дорогу перед самым радиатором преградило нетесаное бревно-шлагбаум.
— Видали такого дуралея? — скривился шофер. — Чуть не разбил своим бревном.
Подошел пожилой солдат, несший службу на КП:
— Вам куда, товарищ полковник? Здесь госпиталь. Ежели к начальству, то аккурат попали, а приемное отделение за поворотом, Там, в деревне, и доктора.
— Давай, Гриша, вперед, к докторам.
Придерживаясь за поручень на ухабах, Горновой внимательно осматривал негустой лес, а как только за опушкой показались отдельные домики, понял, что часовой говорил именно об этой деревне. И не успела машина остановиться, как из домика выбежала Люся.
— Миша! Приехал!
Нежно прижимая Люсю к себе, Михаил спросил:
— Родная, откуда ж ты узнала, что нагряну?
— Как получила твое письмо, ждала каждую минуту. — Утирая слезы, Люся смотрела Михаилу в глаза. — Желанный мой! Вот мы и встретились!
Трудно описать встречу влюбленных, прошедших сквозь адские муки войны. И казалось, не будет конца их рассказам, воспоминаниям. Но ярким лучиком во всем том, о чем говорилось, светило неумирающее, нежное чувство, пронесенное обоими через все испытания.