Сначала я стою, согреваясь его теплом и не двигаясь, потом в груди вдруг снова вздымается бунтующая волна.
— Только не смей меня жалеть! — отстраняясь и гордо поднимая подбородок, восклицаю я. — Мне не нужна жалость, понимаешь? Я сыта ею по горло.
Дэниел, не сводя с меня немигающего взгляда, качает головой.
— Я не жалею тебя. Ты вызываешь у меня совершенно… другие чувства.
Отчетливо слышу в его голосе нежность и нечто такое, отчего в груди снова начинает таять лед. Мои губы трогает улыбка.
— Ну… раз так… — Пожимаю плечами и вздыхаю.
Дэниел смотрит по сторонам и кивает на скамейку у ограды.
— Присядем?
— Давай.
Молча садимся, Дэниел берет мою руку и принимается изучать ее, будто подробную географическую карту.
— Ты, наверное, все раздумывал, от кого у меня дочь? — тихо усмехаясь, спрашиваю я. — Наверняка решил, что я нагуляла ее, забеременела от такой несерьезной связи, что было смешно сообщать об этом отцу? Или что он отказался от ребенка, потому что не питал ко мне никаких особенных чувств? Ну или ты принял меня за разведенную?
Дэниел медленно качает головой.
— Нет. — Он осторожно, будто боясь причинить мне боль, гладит мой безымянный палец, на котором в огненных лучах заката поблескивает золотое колечко. — Разведенные не носят обручальных колец, а убирают их с глаз подальше, чтобы скорее забыть о склоках, непонимании или изменах.
Грустно улыбаюсь.
— Правильно. Обручальные кольца, когда партнера уже нет, носят лишь вдовцы и вдовы… — Резко поворачиваю голову. — Значит, ты сразу обо всем догадался?
Дэниел не поднимает на меня глаз.
— Гм… не то чтобы… видишь ли, я… — Умолкает.
Гадаю, почему столь простой вопрос поставил его в тупик, и какое-то время жду продолжения. Дэниел молчит. А на деревьях вокруг заливаются песнями птицы. В воздухе пахнет зеленью, живительными силами лета и цветами из сада Мэрилин, нашей соседки. Я впервые за последние два года остро чувствую себя неотъемлемой частью этой пестрой, благоухающей, неутомимой жизни. Имеет ли значение, догадался ли Дэниел в день нашего знакомства о том, что я вдова, или нет?
— Поначалу я не хотела рассказывать тебе о Ричарде, — говорю я, обхватывая его пальцы своими. — В первый день — неосознанно, а потом — чтобы нашим отношениям, даже если бы они закончились тем твоим звонком, не помешало сострадание.
— Что плохого в сострадании? — приглушенным голосом спрашивает Дэниел.
Печально усмехаюсь.
— В сострадании как таковом — ничего. Но ощущать себя жалкой, достойной лишь сочувствия… Вот это ужасно.
— Сочувствия ты в любом случае достойна, — задумчиво произносит Дэниел. — Но не только его…