— Признаться, я вот сейчас стою и размышляю: а не грабители ли они? — продолжаю я. — Не проверяют ли, сколько в нашей двери замков, какая установлена сигнализация и где расположена гостиная, а где лестница на второй этаж, чтобы заранее наметить план? — Резко умолкаю, вдруг подумав о том, что, если мои предположения бред, Дэниел смертельно обидится.
Но он улыбается и даже понимающе кивает.
— Я болван. Совсем не подумал, что могу тебя просто-напросто испугать. Надо было сразу объяснить, как все получилось. Поверила бы ты или нет… и поверишь ли теперь — не знаю. — Он на миг опускает глаза, снова смотрит на меня своим открытым, немного печальным взглядом и несколько сбивчиво, но спокойно, как тот, кому совершенно нечего скрывать, продолжает: — Сегодня выходной… Мы договорились с приятелем съездить за город, покататься на велосипедах, но у него раньше времени вернулась из командировки сумасшедшая жена…
— Сумасшедшая? — переспрашиваю я.
— Не в прямом смысле, конечно. — Дэниел усмехается. — Просто ее вечно все не устраивает, и она ворчит и орет. Сегодня явилась как раз в ту минуту, когда мы с Роном уже садились в машину. И с ходу подняла крик. Такой-сякой! Траву во дворе сегодня явно не подстригал! На окне в гостиной чуть сдвинута шторка! И куда это вы намылились, бабники несчастные! Наверняка к девкам! — Он закатывает глаза и кривит рот. — Все в таком духе.
Смеюсь. Нет, он определенно не какой-нибудь мерзавец, проносится в голове утешительная мысль.
— В общем, мне пришлось поскорее оттуда исчезнуть, — пожимая плечами, говорит Дэниел. — А кататься на велосипеде отпала всякая охота. Еще и стали собираться тучи. Я остановился на вашей улице, чтобы купить воды, заметил грузовик, подошел ближе… Ты стояла такая растерянная и несчастная, что я не мог поступить иначе — предложил свою помощь. Вот и все.
Вскидываю руки.
— Только не надо меня жалеть! Я… — Останавливаю себя, пытаюсь успокоиться. Это после гибели Ричарда я стала такой нервозной — могу вспыхнуть совсем без причины, точнее причины есть, но они во мне, остальное тут ни при чем.
Дэниел протягивает вперед руку.
— Я не жалею тебя, то есть тогда, конечно, пожалел, но… это не та жалость, какую испытываешь к беспомощным и ни на что не годным, — с чувством и торопливо уверяет меня он. — А совсем другая — к взрослому, самостоятельному человеку, по воле обстоятельств оказавшемуся в затруднительном положении. Я не жалею тебя… — медленно и четко повторяет он.
Пытливо всматриваюсь в его лицо, желая определить, не кривит ли он душой.
— Правда?