Джонни вел ее так уверенно и ловко, что даже спотыкающийся новичок, такой, как она, казался профессионалом в искусстве вальса. Уже ставший привычным запах дорогого одеколона, смешавшийся со слабым ароматом сигар и бренди, щекотал ей ноздри. От твердого мускулистого тела Джонни исходило ощущение силы и уюта. Ну это уж слишком! Ей стало страшно. Подняв глаза, Эммелин рискнула посмотреть ему в лицо. Его чувственный рот был плотно сжат, а глаза смотрели куда-то поверх ее головы. Она слегка отстранилась.
Изогнув бровь, Джонни крепче прижал ее к себе.
— Не забывай, на нас все пялятся. Мы ведь новобрачные.
— Ты думаешь, это разумно?
— Разумно что?
— Э… касаться друг друга.
Джонни сердито скривился.
— Твои родители кажутся очень довольными.
— Да? Не думаю.
— Они стоят около чаши с пуншем и улыбаются.
Эммелин ничего не видела.
— Очень редкий случай. Обычно такие вечеринки им не нравятся. — На мгновение она запнулась, размышляя, сколько можно рассказывать ему о себе — ведь тем самым она как бы утверждала, что их союз заключен по-настоящему. С другой стороны, беседа может снять напряжение. — У меня никогда не было компании, с самого детства. Мои родители всегда занимались либо моим образованием, либо своей карьерой. — Эммелин бросила на него взгляд. — Ты очень счастливый человек — ты вырос в доме, полном родных и друзей, среди торжеств и праздников.
Джонни фыркнул:
— Пожалуй, я бы предпочел твоих родителей. В душе я любитель домашней тишины.
— Думаю, лучше золотая середина, — заметила Эммелин.
— Улыбайся. Мои смотрят.
— Твои тоже? — Она изобразила улыбку, близоруко сощурившись.
— Очень хорошо, вот так и держись. На самом деле смотрят все без исключения. — Помолчав немного, Джонни предупредил Эммелин: — Танец кончается, и нам снова придется исполнить номер.
— Снова? — Ее губы помертвели.
— Этого от нас ждут.
— Конечно.
Музыка смолкла, и толпа, пристально наблюдавшая за ними, начала аплодировать. Джонни поднес руки жены к губам и нежно прикоснулся к ним.
— Думаю, этого достаточно, — прошептал он. Эммелин, едва дыша, боялась рухнуть к его ногам. Большой Дедди фыркнул прямо в микрофон, так что звук раскатился по всей усадьбе.
— Поцелуй жену как следует, мой мальчик! — весело скомандовал он.
— Йе-хо! — завопил кто-то из работников ранчо, и толпа снова разразилась аплодисментами.
Только Эммелин заметила, как сверкнули глаза Джонни, когда он посмотрел на отца.
— Прости, — процедил он, заключая ее в объятия.
Оркестр начал новый танец. И они двинулись в такт музыке, когда его губы медленно приблизились и накрыли ее рот. Как и в первый раз, Эммелин показалось, что ее сердце сейчас разорвется. Приподнявшись на цыпочки, она снова наступила ему на ногу, но он даже не заметил. Его губы, нежные и требовательные, сначала слегка прикоснулись к губам Эммелин, а потом с каким-то безумием впились в них, воспламеняя все ее существо. Она старалась думать о музыке, чтобы не потерять голову. И раз-два-три, и раз-два-три звучало в ее мозгу, пока продолжался этот испепеляющий поцелуй настоящего влюбленного. Потом он покрыл легкими поцелуями ее лицо и языком коснулся шеи. Эммелин застонала. Ее глаза были полуприкрыты, спина горела огнем, а руки заледенели. Джонни ничего подобного не испытывает, она была уверена. Нет, она больше не выдержит.