У меня есть знакомый писатель, который происходит из семьи долгожителей с очень давними традициями. Так вот, ему нет нужды искать на стороне — вне своего семейного круга — примеры для доказательства. Его мать скончалась в 1927 году в весьма преклонном возрасте, и буквально до последних дней она сохранила воспоминания об июньском дне 1837 года, когда она маленькой девочкой присутствовала на коронации королевы Виктории. В данном случае мы имеем дело с так называемой «чистой памятью», относящейся к событию второстепенной (для данной дамы) важности, но тем не менее бережно сохранявшейся на протяжении более чем девяносто лет. Еще одну пожилую даму мой приятель часто посещал в детстве. Она рассказывала ему всяческие ужасы о Французской революции и, в частности, о казни несчастной Марии-Антуанетты. Девочкой ей довелось жить в Филадельфии, где ее отец занимал высокий государственный пост. Старушка уверяла, что знала Бенджамина Франклина. Но Франклин родился в 1706 году, то есть за три года до доктора Джонсона и за восемь лет до смерти королевы Анны. Если моему другу-писателю посчастливится дожить до возраста его матери — событие маловероятное, но в принципе возможное, — то образуется промежуток времени в двести пятьдесят лет, перекрываемый тремя человеческими жизнями. Вот прекрасный пример устной традиции. Бенджамин Франклин вполне мог рассказывать нашей старушке о каком-либо событии из своего далекого детства — например, о Бостонском пожаре 1711 года, а она, в свою очередь, передаст этот рассказ следующему поколению. Аналогичная картина могла сложиться в Риме первого века. Некий ребенок из христианской семьи мог присутствовать при мученической кончине святого Петра и своими глазами видеть, как вколачивали гвозди в его крест. В 150 году он еще вполне мог быть жив и рассказывать, допустим, своему внуку об этом событии. А его внук, при условии, что проживет достаточно долго, мог на склоне жизни пересказать эту историю другому мальчику, который имел шансы дожить до счастливого 312 года, когда — благодаря Константину Великому — христианская церковь наконец обрела право на спокойствие и земное счастье. Все мы отлично понимаем, какое значение римские христиане придавали мученической смерти апостолов. Так вот, с учетом всего вышесказанного, судите сами: возможно ли, чтобы христианский Рим забыл обстоятельства гибели святых Петра и Павла? Или еще пример. Представьте себе ребенка из лондонской семьи роялистов. Вся семья была потрясена, когда тридцатого января 1649 года законного короля Карла I обезглавили на Уайтхолле. Скажите на милость, сможет этот гипотетический ребенок впоследствии забыть, где и когда произошла эта злодейская казнь? Или же юный парижанин, слышавший, как едет к месту казни подвода с несчастной Марией-Антуанеттой — грохот колес по мощеной мостовой! — сможет ли он забыть, где и когда это случилось? До или после падения правительства Робеспьера? Да никогда в жизни! То же самое справедливо и в отношении мученичества святых Петра и Павла. Хотя какие-то мелкие детали могут забыться со временем, христианская традиция надежно сохранит самое существенное — время и место казни великомучеников. В этом отношении римская традиция — она же коллективная память христианской церкви — несомненно проявит исключительную точность и цепкость.