И тут взгляд остолбеневшей Груни наткнулся на красивое лицо Вилли, на его горящие глаза, устремленные на прелести Насти, которыми та трясла просто в непосредственной близости от него. Что называется, и без очков увидишь все.
Кровь, а может, и еще что, ударила в голову Груни. А он все смотрел и смотрел, и зрелище ему явно нравилось. Сердце Аграфены готово было разорваться от, оказывается, доселе дремавшего в ней чувства ревности. Ее просто обуяла ярость и злость. «Проститутка! Что она себе позволяет? Как она смеет? Почему он смотрит? Тварь! Гадина!» – мысленно ругалась Груша. Ей захотелось обратиться к полицейскому с просьбой арестовать разошедшуюся девицу к чертовой матери за аморальное поведение, но, повернувшись к нему, Аграфена увидела и его такое же, как у Вилли, заинтересованное лицо.
– Жуткое безобразие! – выдавила она из себя дрогнувшим голосом.
– Да уж, – кивнул комиссар, не отрывая взгляда от сцены.
– Так сделайте что-нибудь! – выкрикнула Груня.
– Что я должен сделать?
– Арестуйте ее!
– За что? Ты еще скажи – надо дать ей три года за третий размер… – хохотнул комиссар.
– Да как вы смеете?! – взвизгнула художница противным голосом склочной женщины.
– А что, хороший третий размер, – задумчиво повторил полицейский. – Ты чего такая заведенная? Что тут такого? Люди выпили, красивая девушка танцует стриптиз, всем нравится.
– А мне нет! – заявила весьма истерично Аграфена.
– Ну, это твоя проблема, – повел плечом Дебрен.
Груша растерянно посмотрела на представителя власти. И с этим человеком она провела полдня! Оба улыбались, веселились, даже шутили и при этом были заняты важным делом. И вот тот же человек в данный момент даже не смотрел в ее сторону, раздражаясь на каждую ее фразу. И всему виной красивая голая баба…
Больше видеть все это Груня не могла. И, развернувшись на каблуках, вышла из театра. На улице свернула за угол и присела в беседке у воды. Ей хотелось плакать и тоскливо выть на луну. А еще она ненавидела себя – за то, что никогда не могла так вот, как Настя, раскрепоститься.
– Чего грустим, красавица? – Голос Татьяны Ветровой нельзя было спутать ни с чьим. Он у нее был задорно-профессиональный и почти громовой.
– Себя, дуру, жалею, – не поворачиваясь, ответила Груня.
– Не вынесла смертельно опасного зрелища – танцующей голой Насти? – усмехнулась Татьяна. – Я видела, какой фурор она произвела. А ей только того и надо.
Груша опустила голову.
– Ты не видела самого опасного зрелища – танцующую голую меня! – заявила ведущая актриса. – Я как раз переводила дух, когда вы зашли, и уступила эстафетную палочку молодежи. Да шучу я! Не смотри на меня так, а то еще тебя сейчас удар хватит.