В крепости нашлись изменники, которые открыли ворота, и мятежники ворвались в город. Однако жители захватили несколько легких пушек, подняли их на колокольни церквей и выбили наемников Монморанси и Гастона из города.
Известие о восстании в Лангедоке было получено в Париже в конце июля. В беседе, состоявшейся 6 августа, кардинал предложил королю придерживаться тактики «льва и лисицы», то есть чтобы подавление мятежа с помощью военной силы проходило одновременно с переговорами и обещаниями. 12 августа король обнародовал рескрипт парламенту Тулузы, в котором требовал, чтобы все мятежники были осуждены по статье об оскорблении величества. Интересно, что парламент Тулузы одобрил рескрипт за два дня до поражения мятежников.
Король выехал в Лион, чтобы возглавить армию и начать подавление мятежа. Однако ему ничего не пришлось предпринимать, потому что 1 сентября маршал Шомбер разбил при деревне Кастельнодари соединенные армии Монморанси и Гастона. По численности мятежники раза в два превосходили армию короля, но их предводители ничего не понимали в тактике и потому проиграли сражение.
Монморанси, раненый — на его теле насчитали семнадцать ран, — был взят в плен. Гастон бежит с поля боя и спустя четыре недели, 29 сентября 1632 года, подписывает соглашение, в котором отрекается от Монморанси. Интересно, что в этом документе кардинал Ришелье именуется кузеном.[23]
Гастон, чувствуя свою вину перед Монморанси, поехал в Тур, где находился король, чтобы просить его сохранить Монморанси жизнь. Но Людовик XIII остался непреклонен, и в октябре Тулузский парламент под председательством Шатонефа — напоминаем, что он стал хранителем печати по предложению кардинала — вынес Монморанси смертный приговор. Безусловно, такое решение было справедливым, потому что речь шла о руководителе мятежа, выступившего против королевской власти с оружием в руках. Учитывая заслуги его предков, публичная казнь была заменена тайной. 30 октября 1632 года Монморанси был обезглавлен на крепостном дворе замка, несмотря на многочисленные просьбы и протесты представителей знатных родов, на просьбы о помиловании от некоторых иностранных властителей и несмотря на продолжавшиеся всю ночь крики огромной толпы: «Помилуйте его!»
Две эти казни — сначала маршала Марильяка, потом герцога Монморанси — подводят итог событиям, начавшимся после «Дня Одураченных». Как нам кажется, они имеют громадное значение для выяснения мотивов, склада ума и характера человека, которому посвящено настоящее исследование.
Именно вследствие этого я попытаюсь детально рассмотреть каждое из этих дел, как ни различны они между собой по социальному происхождению обвиняемых, по их значимости в обществе и, наконец, по составу преступления, за которое они понесли тяжкое наказание.