Она говорила уверенно, словно сама себе рассказывала некую увлекательную историю, делая при этом выводы и определенные умозаключения.
— Никогда бы не поверил, что женщина, с которой я знаком, может сказать нечто столь пошлое и грубое! — гневно воскликнул герцог.
Антония замолчала, застыв неподвижно Под его свирепым взглядом.
А он вдруг увидел, как румянец постепенно заливает ее бледненькое личико — сначала запылали щеки, а потом — лоб и даже уши, но какое-то странное, до сих пор неведомое чувство заставило герцога осознать, что Антония еще очень молода и очень ранима. Ему стало не по себе, словно он ударил ребенка.
— Прости меня, Антония. Я не должен был говорить с тобой таким тоном, — сокрушенно отозвался герцог.
Она ничего не ответила, только отвернулась, и он заметил, что Антония старается сдержать слезы.
— То, что ты сказала, было слишком неожиданным для меня, — оправдывался Донкастер, — и я излишне грубо отреагировал на твои слова. Я очень тебя прошу, прости меня, Антония.
— Я… Я… Я извиняюсь, — еле слышно прошептала она.
— Пожалуйста, повернись ко мне, — попросил герцог. — Мне очень трудно приносить извинения твоей спине.
Он подумал было, что она откажется исполнить его просьбу, но она все же повернулась, и он увидел, что у нее в глазах по-прежнему стояли слезы. Донкастеру вдруг стало нестерпимо стыдно.
— Подойди и присядь, Антония, — мягко предложил он. — Я хочу поговорить с тобой.
Она прошла через всю комнату, и он внезапно уловил в ней сходство с маленьким жеребенком, еще нетвердо стоявшим на ногах и совсем не уверенным в себе, однако готовым безоглядно верить каждому, пока сам не познает горькую истину, что не всякий заслуживает доверия.
Антония присела на краешек дивана, а герцог подумал, что ее серо-зеленые глаза более выразительны, чем глаза любой из женщин, которых он когда-либо знал.
Но прежде, чем заговорил герцог, Антония, запинаясь, произнесла:
— Наверное, из-за того, что я… Я никогда не была… наедине с кем-то таким… как вы… поэтому и сказала то, что пришло мне в голову. Не задумываясь… Это было… очень глупо с моей стороны… Я постараюсь никогда больше так не поступать.
Она выглядела униженной и говорила очень робко и показалась герцогу еще более беззащитной, чем раньше.
— Это я должен просить у тебя прощения, Антония, — настойчиво, но мягко повторил он. — Я хочу, чтобы ты всегда говорила то, что приходит тебе в голову. Я хочу, чтобы ты была откровенна со мной. Если мы хотим, чтобы с нашим браком все было в порядке, то очень важно, чтобы между нами не было недоговоренностей. Ты согласна?