Но вдруг меня словно укололо. А что, если Вячеслав Юрковский провокатор? Ведь я его не знаю. А на каком основании он так безоговорочно мне доверился? Однако сердцем я верила Юрковскому.
Так неожиданно возникла крепкая дружба. Конечно, Бологовской не стоит благодарности, но не бывать бы этой встрече, если бы он меня не выгнал из столовой. Наконец я ухватилась за кончик ниточки, которая обрывалась, снова связывалась и все же вывела к подполью,
Теперь каждый день после работы Вячеслав приходил ко мне, и мы вели долгие беседы вполголоса. Иногда я отправлялась на Нижне-Госпитальную, познакомилась с матерью Вячеслава Юзефой Григорьевной — тихой и доброй старушкой.
В воскресенье утром мы с Вячеславом отправились в тюрьму на свидание с Николаем. Вокруг тюрьмы толпились женщины, у каждой, в руках был сверток или корзинка с едой. Нам удалось проникнуть во двор, и к нам подошла группа пленных. Вячеслав толкнул одного из них и сказал:
— Не видишь? Твоя жена пришла!
Не успела я опомниться, как внезапно оказалась в объятиях этого пленного и обменялась с ним поцелуем. Потом он прижал мою голову к своему плечу, как это сделал бы нежно любящий муж, и прошептал:
— Ваше имя?
Женя, — тихо ответила я. — А вы Николай?
— Да.
Я думаю, что надзиратель, ефрейтор, крутившийся возле нас, не мог усомниться в том, что это была встреча мужа и жены. Я тихо, но внятно сообщала сведения о себе, говорила и в то же время рассматривала своего мнимого мужа. На первый взгляд, такой же, как и все, замученный, истощенный. Однако держится прямо. В темных волнистых волосах блестят нити преждевременной седины, но он без сомнения молод. Черты лица тонкие, правильные. Было что-то гордое в посадке его головы, в выражении продолговатых карих глаз, живых и блестящих. Нет, этот человек не сломлен!
— Надо говорить, что мы с вами поженились до войны, — продолжала я, — и жили в Симферополе, где вы работали на авторемонтном заводе.
Я спешила сказать все, что нужно, и не оглядывалась по сторонам. Все мое внимание было поглощено разговором с Николаем и наблюдением за ефрейтором, которой так и вился вокруг нас. Вячеслав и товарищи Николая громко разговаривали, чтобы отвлечь на себя надзирательское внимание.
— Давайте я лучше все это вам запишу, а то еще забудете, — сказала я, сделав движение, чтобы достать припасенные карандаш и листок бумаги.
— Что вы! — остановил меня Николай. — Никаких записок здесь нельзя ни писать, ни передавать, я и так все запомнил. А теперь слушайте вы. Я — Николай Львович Стороженко, родился на Кубани в казачьей семье, мои предки выходцы из Запорожской Сечи. Потом жил в Керчи, где работал преподавателем физкультуры, затем, значит, женился на вас и переехал на жительство в Симферополь. В начале войны был призван на фронт рядовым, запомните — рядовым!..