Вдруг по холму с невероятной быстротой растеклось море огня, оно неслось прямо на нас. Что это, начали взрывать батарею? Все вскочили и побежали вниз. Я тоже в ужасе помчалась вместе с Женей вслед за всеми. Спотыкаясь о камни, падая в воронки, мы бежали и бежали. Потом все, кто сидел возле люка правого командного поста, видя, что огонь погас, вернулись на старое место. И мы с Женей вернулись, и краснофлотец, которого мы было потеряли, сел рядом с нами. Несколько человек подвели к люку совершенно голого обожженного и стонущего кока Рыбальченко и спустились вместе с ним в колодец. Краснофлотец убеждал меня тоже спуститься вниз.
— Там будет вас искать муж.
Но меня ужасала мысль об этом страшном колодце. Кроме того, я боялась, что батарея вот-вот взлетит в воздух, и отвечала:
— Вы хотите, чтобы я взорвалась вместе с батареей?
Нет, я ни за что туда не спущусь, ни за что!
Вдруг снова гору охватило пламя, и новый вал огня понесся на нас. Я без промедления бросилась бежать. Женя споткнулся и оторвался от моей руки с отчаянным криком: «Мама, мама!» Я приостановилась, поймала его руку, мы помчались дальше. Внезапно что-то с силой схватило меня за ногу. Это были провода. Я рванула ногу, но провода еще крепче затянулись вокруг нее, поймав меня, как в капкан. За спиной растекался огонь, я неистово стала рвать ногу. Женя, которого я отпустила, побежал вперед. Провод все же соскочил, оторвал лишь каблук. Я нагнала Женю и с этих пор крепко держала его руку, не отпуская ни на секунду. Меня ужасала мысль, что ребенок может потеряться в толпе. Его крик потряс меня до глубины души. Мы опять потеряли своего краснофлотца, но не стали его искать.
Сквозь толпу мы пробились к пристани. Вся она после бомбежки была засыпана огромными камнями. Подходят ли корабли, идет ли посадка на них, нельзя было определить. Мы снова выбрались на гору. Потом повстречались с краснофлотцами нашей батареи, присоединились к ним и вернулись на берег. Чтобы легче было туда попасть, один из краснофлотцев опустил с невысокого обрыва автомат, а мы, держась за него, соскальзывали вниз.
Остановились на узком пляже маленькой бухточки, с одной стороны омывающей высокие скалы 35-й батареи, с другой — отгороженной пристанью.
Я с завистью смотрела, как влево от пристани воины, раздевшись до трусов, садились верхом на длинные бревна, гребли руками и уплывали в море. Другие связывали плоты. О, что бы я дала за место на таком плоту!
Командир бригады морской пехоты полковник Потапов рассказывал мне впоследствии о том, как он с одним полковником спасался вплавь. Потапов и его товарищ завернули свои партбилеты и ордена в бинты из индивидуальных пакетов, привязали их на шею и бросились в море. Плыли долго. Полковник, предусмотрительно взявший с собой иголку, беспощадно колол и себя, и товарища, когда хватала судорога. Наконец, они увидели силуэт тральщика и шлюпку, на которую подбирали с моря людей. Напрягая последние силы, полковники стали кричать. Когда они, обессиленные, были подняты на борт тральщика и упали на палубу, то увидели, что вся палуба усеяна едва живыми, почти голыми людьми. Не прошло и пяти минут, как тральщик двинулся к берегам Кавказа.