ЕВГЕНИЯ МЕЛЬНИК (Мельник) - страница 82

Мама умолкла, а я долго думала, кто же были эти десять моряков-командиров. Не с нашей ли они батареи? Никто не знает имен погибших героев. Не о них ли неизвестно кем сложена Песня на мотив «Раскйнулось море широко»? И хотя эту песню я услышала позже, но именно сейчас мне хочется привести ее слова:

За нами холодное море,
И рвутся снаряды вокруг,
Дымится в развалинах город,
Сжимается вражеский круг.
Не в силах мы город родной отстоять.
Мы ходим в крови по колено.
Подкошенный пулей, свалился мой брат,
Никто не прибудет на смену.
Так значит, товарищ, нам здесь умирать,
Умрем же в бою, как герои!
Ни шагу назад, нам нельзя отступать,
Пусть нас в эту землю зароют.
Мы долгие месяцы дрались в кольце,
За свой Севастополь сражались,
Дома эти, улицы, камни его
Недешево немцу достались!
Прощай, Севастополь, наш город-боец!
Прощайте, орлята-ребята!
Патронам в обойме подходит конец,
Одна лишь осталась граната.
Пускай мы погибнем в неравном бою,
Но братья победы добьются,
Взойдут они снова на землю свою,
С врагами сполна разочтутся,
Пусть знают враги и запомнит весь мир —
Россия горда и сильна.
Как в море никто не достанет до дна,
Так не будет здесь власти врага.
Так яркое солнце нельзя потушить,
Так шторм успокоить нет силы!
Не будут враги в Севастополе жить,
Он станет им только могилой!

Пророческие слова у этой песни, родившейся в фашистском плену!

На пепелище

На нищем ложе из камней, досок, старых подушек и лохмотьев, подаренных знакомыми, — теперь почти такими же нищими, как и мы, — лежала я день за днем в курятнике, уставив глаза в серые, корявые, покрытые пылью стены. О чем я думала? Тяжелые мысли бродили в моей голове, я все еще не могла уйти с 35-й батареи и в думах своих находилась там. Чувствовала себя мертвой среди живых. Где-то на далеком Кавказе существует жизнь, туда ушла моя Родина. Что делать с собой, куда себя девать, как жить?

Во дворе на камнях увидела книгу — рассказы Станюковича, наугад раскрыла и попробовала читать. Переживания офицера, его любовная история с какой-то туземкой показались непонятными, ничтожными. Я закрыла книгу. Нет, не могу читать! И опять мысли: как жить в атмосфере, отравленной вражеским дыханием? А сколько же надо терпеть?

Сейчас наши отступают, потом соберутся с силами и начнут наступать. Отбирать обратно все, что заняли немцы, будет нелегко. Два года, — решила я. И надо запастись терпением, большим терпением, ведь только началось. Умереть, не дождавшись освобождения, было бы ужасно.


Я встала, вышла во двор и сказала маме и папе:

— Думаю, что терпеть придется не меньше двух лет. Надо уходить из Севастополя, иначе мы умрем от голода. И я не хочу находиться здесь в осаде вместе с немцами!