— Успокоился, Лайонел? А теперь выслушай меня. Я не вызову Криса из Штатов. Даже если весь Гэддон будет гореть синим пламенем. Я знаю, что делаю. Ты должен справиться сам. Записи я, само собой, просмотрю.
— Похоже, ты забыл о Проекте, Сэм! Полгода назад ты сам рвался к экрану. А теперь вся эта финансовая кутерьма, внешние связи — и то, чем Крис занимается в Штатах. В чем дело? Какого черта, что происходит? Может быть, какая-то ментальная зараза в космосе? Больше всего похоже на то. Что еще такого интересного может заставить тебя забыть о ментальной заразе, которая стоит у тебя на пороге?
— Ментальная зараза? Среди детей Криса? Как же ты мог допустить? — наконец Сэм расшевелился.
— Это я и пытаюсь вдолбить тебе!
Экран вспыхнул хаосом электрических разрядов, и появился Видья, открывавший самую большую из говорящих кукол. Он вытащил из нее другую, после чего с азартом отбросил, прежде чем продолжить такие же действия с куклами поменьше.
— Инцидент первый. Тот самый день, когда приехал Цвинглер.
— Не вижу связи, — пожал плечами Сэм.
— Конечно — какая уж тут связь! — раздраженно отозвался Россон. — Я просто говорю, когда это произошло.
— Понятно, Лайонел. Ты просто хочешь свалить все на визит Тома Цвинглера.
Россон указал на экран.
— Это была сказка про принцессу на горошине. Я проверял. О том, как настоящая принцесса с самой чувствительной кожей на свете — не такой толстой, как у некоторых, Сэм! — оказалась единственной девушкой в королевстве, способной почувствовать горошину под стопкой пуховых перин.
— Да-да, — равнодушно отозвался Сэм. — Помню такую сказочку.
Они посмотрели первый «припадок», который Соул показывал Россону еще перед отбытием.
— Все же странно. Что значат эти перины, сложенные одна на другую? А потом еще твердая горошина — комок материи — в самом низу под пуховиками. Нечто вроде пародии на имбеддинговую речь, так, что ли?
Россон очистил экран и набил новую серию цифр по памяти.
Экран снова зарябил и прояснился.
— Эпизод второй. Примерно через сорок восемь часов после отбытия Криса.
Трое детей окружили Оракула в центре лабиринта. Один Видья сопротивлялся гипнотическому внушению, шепотом наполнявшему комнату.
Он кричал, он вопил, он метался за прозрачными стенами лабиринта, хлестал по ним пластиковой трубкой и звал детей изнутри.
Россон подкрутил громкость — и бессвязные крики зазвенели колоколами тревоги.
— Я не могу найти здесь ни начала, ни конца. Компьютер определяет это как бессвязный, случайный набор слогов. Но я начинаю подозревать, что это похоже на перевернутый задом наперед детский лепет, только на куда более высоком уровне.