Троцкий. Книга 1 (Волкогонов) - страница 139

Далее Сорин и Стасова предлагают в новых изданиях ленинских работ "внести исправления" по всем этим вопросам.

Нетрудно представить, в каком направлении задним числом могли идти "исправления" всего того, что относилось к Сталину или Троцкому. Будущий первый генсек большевистской партии занимал пассивную, выжидательную, центристскую позицию по вопросу о Брестском мире. Когда он стал "корифеем", потребовалось, чтобы его позиция была более четкой, ленинской, а линия Троцкого, естественно, предательской. Хотя сам Ленин с полной определенностью оценил линию главы советской делегации еще 8 марта 1918 года в своем заключительном слове на VII съезде партии: "…я должен коснуться позиции тов. Троцкого. В его деятельности нужно различать две стороны: когда он начал переговоры в Бресте, великолепно использовав их для агитации, мы все были согласны с тов. Троцким. Он цитировал часть разговора со мной, но я добавлю, что между нами было условлено, что мы держимся до ультиматума немцев, после ультиматума — мы сдаем… Тактика Троцкого, поскольку она шла на затягивание, была верна: неверной она стала, когда было объявлено состояние войны прекращенным и мир не был подписан"[119].

Такова была оценка Троцкого Лениным. Сталин, кстати, на этом экстренном съезде даже не присутствовал и, следовательно, никакого влияния на окончательное решение вопроса не оказывал. Вот почему возникают у меня сомнения, особенно в свете "уточнений" в 1938 году протоколов и ленинских документов, в том, что вождь революции "советовался" со Сталиным, 3 января 1918 года. Но, правда, оговорюсь, это мое предположение опирается лишь па ряд косвенных соображений, вроде того, что Сталину после изгнания Троцкого ничего не стоило подготовить нужную "телеграфную ленту" или "отредактировать" те или иные документы. Но я сильно отвлекся и забежал вперед.

Перед вторым раундом переговоров, который начался 30 января (по новому стилю) 1918 года, Троцкий уже хорошо знал, что в Совнаркоме, Петроградском Совете, ЦК, в партии вообще с новой силой вспыхнули разногласия по вопросу о войне и мире. Он помнил, что 8 января на совещании большевистских руководителей и некоторых делегатов, приехавших на III Всероссийский съезд Советов, после зачтения тезисов Ленина начались ожесточенные прения. Решили в конце дебатов проголосовать: за ленинскую позицию (сепаратный, аннексионистский мир) — 15 голосов, за "революционную войну" с Германией — 32 голоса, за позицию Троцкого ("ни мира, ни войны") — 16 голосов. Назавтра состоялось обсуждение этого же вопроса в ЦК. Результаты были уже другими. За "революционную войну" — 2, против — 11, воздержался — 1. За затяжку переговоров с Германией — 12, против — 1. За формулу Троцкого — 9 человек, против — 9. Пожалуй, тогда лишь Ленин и Зиновьев глубже всех понимали ситуацию. Троцкий же находился в плену своей теории перманентной революции. 13 января состоялось объединенное заседание членов ЦК РСДРП(б) и ЦК партии левых эсеров, входивших в Советское правительство; на нем большинство голосов высказалось за формулу Троцкого: "войны не вести, мира не подписывать", которую и предполагалось предложить III съезду Советов. Формула Троцкого целиком исходила из "революционной" оценки международной ситуации. Но вероятность европейского революционного пожара в тот момент была значительно ниже, чем она представлялась советскому наркому по иностранным делам. Думаю, в концентрированном виде свое видение ситуации Троцкий изложил в заключительном слове на III съезде Советов. Вот его наиболее принципиальные соображения: