Троцкий. Книга 1 (Волкогонов) - страница 200

. Но Мамонтов был неуловим.

После мамонтовского похода Троцкий бросил клич "Пролетарий, на коня!".

Гражданские войны жестоки, как и их вожди. Натерпевшись от набегов мамонтовских полков, Троцкий отдает жестокий приказ:

"Предлагаю объявить премии за каждого доставленного живым или мертвым казака из мамонтовских банд. В качестве премии можно выдавать кожаное обмундирование, сапоги, часы, предметы продовольствия (несколько пудов) и проч. Кроме того, все, что найдено будет при казаке, лошадь и седло, поступает в собственность поимщика…"[106]

Как будто и не существует никакой морали, кроме мародерских аргументов. Сыграло ли какую-нибудь роль подобное предложение наркомвоена, судить трудно; но ясно одно: в гражданской войне Троцкий не гнушался ничем, отбросив в сторону все "надклассовые" предрассудки.

А пока Троцкий говорил на заседании Моссовета, что вот, разобьем Деникина — и конец войне! Начало главному — мировой революции! "Деникина мы раздавим и разобьем, а за Деникиным резервов нет. Так Закавказье, Грузия, Азербайджан, которые ждут не дождутся нас, как и Афганистан, Белуджистан, как Индия и Китай. Советская Венгрия с радиусом в 70–80 верст временно пала… Что такое 70–80 верст, которые окружали Будапешт, в сравнении с теми тысячами верст, которыми мы завладели для Советской России?.. Мы скажем нашим товарищам венграм: "Подождите, братья, подождите! Ждать осталось меньше, чем мы ждали!" И, повернувшись на Восток, мы должны сказать народам Азии: "Подождите, угнетенные братья, ждать осталось меньше, чем мы думали!"[107]

Но, увы, ждать оставалось еще бесконечно долго. Не только желанный Троцкому мировой революционный пожар никак не хотел разгораться, но и ослабление нажима на одном из фронтов не означало еще ликвидации смертельной опасности для революции. Троцкий был прав, когда говорил, что у молодой Республики не было границ, а были одни фронты. Пообещав в своей августовской речи в Москве разделаться с Деникиным, менее чем через неделю Троцкий выступает уже на экстренном заседании Петроградского Совета. Находясь в экстазе борьбы, веря, что защита Советской Республики неуклонно ведет к мировой революции, Троцкий с жаром бросает слова: "…есть на западе участок, где мы не можем подаваться назад ни на одну версту, где мы не можем уступать врагу ни одного кв. вершка территории. Этим участком является Петроградский фронт. Питер и сейчас остается нашим глазом, устремленным в Западную Европу у Балтийского моря". Троцкий убеждал слушателей, что борьба миров решится не на "финляндском квадрате, не на эстляндском квадрате", она "разрешится на поверхности всего земного шара". А "вопрос о судьбе Финляндии и о судьбе Эстляндии будет разрешен попутно". Троцкий, показывая, как империализм терзает Россию, говорит, что в этих условиях "бывают моменты, когда месть становится делом революционной целесообразности… И этот пример мы покажем на Финляндии. Она первая попадается под руку Красной Армии, которая на ней отомстит этой политике окружения… Мы пройдемся опустошительным крестовым походом против финляндской буржуазии, истребим ее с беспощадностью"