Тогда, перед отъездом, он просто перевел разговор на другую тему…» Ингрид говорила, что он интересовался, богаты ли мои родители и есть ли у меня братья-сестры, то есть — кому останется родительский дом. Да он просто выгодник и лгун! И всё, о чем он болтает, меня мало волнует.
А с варваром мы никогда не лгали друг другу, не играли в кошки-мышки, а вот с Куртом почему-то не очень хочется открываться, несмотря на его стерильную приветливость — он-то уж точно не забывает желать и сладких выходных, и тихих ночей, и даже счастливого полдня. В нем много ложного и обманчивого. А в звере все настоящее, дикое, буйное. Недаром зверь уверен, что настоящего секса, с потом и кровью, не бывает без агрессии, злости и даже ярости.
Да, он бывает порой агрессивен. А что он сделал, когда первый раз узнал, что я с кем-то провела ночь?.. Мне дал по уху так, что серьга улетела в окно, а потом разнес всю комнату. Хорошо, что я успела убежать. А когда вернулась, то обалдела: тарелки перебиты, постель изрезана, над ней — огромное пятно от кетчупа, которым он запустил в стену; обломки, осколки, сорванные занавеси, разбитый магнитофон. Радио засунул в унитаз, а в ванной умудрился вырвать из крана шланг!.. Да. Я переночевала у соседки, а ему потом сказала, что всё снято на видео, есть свидетели, и если он за три дня не приведет комнату в прежний вид, то я заявлю на него в полицию и ему, как иностранцу, придется покинуть Германию. Всё сделал и пальцем с тех пор не трогал, но языком донимает без конца. Вот дурачок!
«Ручной зверь! — с умильной нежностью подумалось мне.
Бесцельно поворошила плюшевые игрушки на постели. Вот Белло — одно ухо надорвано, а глаза-пуговицы все так же преданно смотрят на меня. Очень давно я получила Белло от Юргена. Белло всегда со мной. И зверь будет всегда со мной. Это же ясно, что без него я не в состоянии жить. Без него и без его работ, самая любимая из которых — угрюмая черная гора (из моих окаменевших в клее комбинации, трусов и лифчика); она вздымается над белым кружевом реки из ажурных чулок, а на островке стоит на одной ноге печальная птица из пружинок и винтиков. «Человек одинок», — объяснил он ее. И мне всегда становилось печально, когда я смотрела на неё.
Ведь и он тут одинок. Его родина далеко, а он тут совсем один… А я так мучаю его.
И слезы навернулись на глаза так обильно, что я едва успела снять линзы, чтобы не потерять их в слезах. «Он любит меня, а я люблю его. Я должна быть с ним. Мы должны быть вместе».
После недельной сидки и лёжки с коньяком и водкой, после ночи в полусне он лежал на кровати и с усилием переворачивал так и эдак нехитрые, но противные замусоленные мысли о том, что надо встать, прийти в себя, что скоро Рождество, Новый год, люди рады, а он один, брошен, как ненужный пес.