, — и объяснил, что он ничего не знал, пришёл наниматься, ему сказали: казармы строим, хаусмайстер нужен — ну, он и подписал контракт… Про работу дедушки в Дахау в семье никогда не говорили (как и о дяде Пауле), но мне было от Бабани точно известно, что после войны он прятался в горах, пока ловили нацистов, а потом тихо-тихо достал себе новые документы, переоформил на бабушку дом в Альпах, где и притих.
Или вот папа был раз на машине по делам в Голландии, искал дорогу к складу запчастей «BMW», ему очень подробно и вежливо объяснили, на литературном немецком, как ему ехать, а когда он поехал, куда указывали, то и попал прямиком на мусорную свалку…
А здесь нет, народ добрый. Даже и к Гитлеру как-то по-домашнему, снисходительно относятся, в разговорах не забывают упомянуть, хотя, казалось, ругать и ненавидеть должны бы. Нет, даже как будто с пониманием относятся. Вот полковник даже о «маленьком Гитлере» что-то говорил, хотя маленький у них уже, кажется, есть…
Вытираясь, я думал с некоторой гордостью, что теперь я — битый-варёный тип: побывал в милиции и живым вышел наружу. И я представил себе, как буду рассказывать всё это дома и как мама будет волноваться, а папа иронически вставлять: «Ja, fein… na, schön… das glaubt man doch nicht… unglaublich»[18]…
Вдруг зазвонил телефон. Кто это? Может, Маша? Номер от полковника узнала? Я схватил трубку. Это был портье, сказавший:
— Тут к вам пришли. Вы кого-нибудь ждёте?
— Нет, жду никого, — ответил я, с тоской подумав: «Началось! Опять милиция?..»
— Если не трудно, спуститесь в вестибюль.
Очень трудно, но спускаться надо, а то сами поднимутся. Я почему-то был уверен, что это опять милиция. Хуже будет. Их нельзя злить и сердиться, надо торопиться. Или, может быть, полковник прислал мои вещи с сержантом? Вот это было бы круто! Реально!
Я кое-как оделся, спустился на лифте.
Портье, похожий на кистеухую свинку, указал мне на кресло, где спокойно и прямо, обхватив ступнями сумку, восседал Исидор в плаще-накидке, с золотой кокардой на фуражке, из-под которой сзади вился конский хвостик. Рядом Фрол что-то перекладывал из рюкзака в карманы черной куртки. На левом рукаве — нашивка:
На правом — другая:
— Вот, эти говорят, что к вам, — неодобрительно дёрнул подбородком портье, на что Исидор громко и отчетливо, на весь зал, произнёс:
— Твое дело сторона — стоять у стойки по стойке смирно! — А Фрол сердито добавил, по-волчьи глядя на портье из-под вязаной шапочки:
— Ты грызло-то своё не корчи — кипятком чтоб не ошпарило!..
— Я — что? — скукожился, обтянулся портье. — Люди, говорю, пришли…