Пока я перемалывал эти ненужные, но очень важные для меня лингвомысли, женщина деликатно заглянула в свёрток и, взяв пирожок:
— Можно?.. — начала его тихо жевать.
— Конечно. Всё, что там… Мы уже… Зацени!
Да, у Раисы почти такая же история, как у меня. В чём моя вина, что наци притащили чурека ко мне в номер?.. В чём её вина, что склерозники полезли на чердак и сделали там раскардак?.. Но… Почему не было замка на чердаке?.. Был бы замок — не полезли бы. У нас в Германии всё запирается. А на своём чердаке дедушка Людвиг приделал два замка — и сверху, и снизу, так что открыть могли только два человека одновременно, сверху и снизу, что было хлопотно, и, когда его осторожно спросили, зачем он это сделал, он объяснить толком не мог, сказал только: «Sicher ist sicher»[107]. Да, такие мы, немцы…
Женщина перевела взгляд с пирожка на меня (глаза были с остатками туши):
— Был, был замок на большом люке! Так они с другого, малого, люка полезли, куда наш дворник лазал до этого, что-то с проводкой было, чинил… И, видно, забыл крышку запереть, а они, пролазы, и пронюхали… А арестовали меня и вахтёра, как будто мы невесть кто, как будто мы не могли дома суда ждать… А вы как попали сюда?
Я решил опять вспомнить о визе:
— У меня виза не отрегистрирована… да… но скоро пустят…
— Дай-то бог. А мне — сидеть. До девяти лет, говорят… Хоть половину, да придётся — трупы есть… А это — плохо! Если труп — всё, труба!
— Трупы — очень плохо? — встревожился я, вспомнив об узбеке. Но «труба»?.. На что она намекает? А и Б сидели на трубе… Или Дахау?..
Раиса аккуратно оторвала край бумаги, вытерла губы (с остатками помады), подтвердила:
— Да, когда трупы в деле — пиши пропало…
— Что писать? Что пропало?
— Придётся сидеть. А семья как? Муж и так на двух работах еле тянет… А тут еще я…
Я вспомнил о спасительном штрафе:
— А штраф… нельзя?
Она шмыгнула носом и сказала что-то, мне очень не понравившееся:
— Штраф — это само собой…
«Как это — «само собой»? Это как понимать?» — не успел я встревожиться по-настоящему, как она еще больше сгустила мои опасения:
— И штраф, и конфискация… Всё сделают — и еще срок дадут… Ах, сам чёрт ногу сломит!.. Я уж и не понимаю, что адвокаты говорят. То одно, то другое…
Со страхом думая о своём, я машинально отозвался:
— Да, адвокаты… Полковник тоже… юристы все…
— Какой это полковник? — метнула она взгляд. — Тут который главный? Архипенко?
Я взял себя в руки, приказал не болтать лишнего и стал отнекиваться:
— Ахрипенько не знаю… Нет, другой совсем… В чёрном костюме…
— Тот всегда в форме, брюхатый — не могу… И чего все эти милиционеры такие жирные, пузатые? — искренне спросила она. — Что, сидят много? Или жрут безбожно?