Ночи не было конца. Луну затянуло лучами; в кромешной тьме невозможно было разглядеть, кто зашевелился, кто вскрикнул. Подозреваю, что миссис Грант отрядила особо доверенных лиц сесть рядом с Харди, чтобы те по очереди держали его под присмотром, и, когда из кучки соглядатаев долетел душераздирающий женский крик, я решила, что дело дошло до убийства. Но в следующий миг я различила шорох, почувствовала небольшой крен шлюпки и услышала, как миссис Грант успокаивает свою приспешницу, которой что-то приснилось. В конце концов над океаном занялся серый рассвет, едва заметно тронувший наш плавучий мирок; если у нас и теплились слабые надежды, что новое утро сотрет вчерашнюю драму, им суждено было рухнуть.
Когда окончательно рассвело, миссис Грант решила поставить на голосование вопрос, не отправить ли мистера Харди за борт; и тут всех охватила какая-то апатия. Такую бесстрастность я могу объяснить лишь тем, что миссис Грант, как я уже говорила, заручилась доверием других пассажиров; а может, на людей подействовал серый, мертвенный штиль. Одна Аня Робсон с возмущением отреагировала на это предложение, как будто только сейчас осознала, что происходит вокруг.
— Есть же другая шлюпка, правда? — спросила она, старательно закрывая ладонями уши своего маленького сына. — Если не хотите находиться с ним рядом, почему бы не пересадить его туда?
Мысленно возвращаясь к тем событиям, отдаю должное Ане за поиски компромисса, но в тот момент ее предложение выглядело надуманным, если не бредовым. Во-первых, другая шлюпка давно скрылась из виду, так что надежды на нее не было. А во-вторых, мы, с моей точки зрения, уже чувствовали себя полностью отрезанными от человечества и не надеялись на какую-либо помощь извне. Миссис Грант ответила Ане мягко — помню только ее тон, а точные выражения забылись.
— Голосование «за» означает смертный приговор, — уточнила Ханна, чтобы не осталось никаких недомолвок.
Но Мэри-Энн все равно смотрела на меня как безумная и переспрашивала:
— Что такое? О чем был вопрос?
Мэри-Энн раздражала меня все сильнее: она хотела быть всеми обласканной, невзирая на свой вероломный, неуравновешенный характер. До той поры ее боязливость и нерешительность заставляли меня крепиться, но сама она не дала мне ровным счетом ничего — она была из тех, кто умеет только брать. Раз уж события приняли такой мрачный оборот, я не собиралась ее ограждать. В отличие от Ханны, я не стремилась подбирать обтекаемые, доступные и понятные ей метафоры. Ее вопросы я считала глупыми и неуместными, но она, привыкшая оставаться в стороне от любых решений, жадно ловила каждое мое слово. Случалось, она меня окликала без всякого повода, а сама надеялась получить ответ, даже не потрудившись сформулировать вопрос. Я бы тоже предпочла, чтобы волевые решения принимал за меня кто-нибудь другой, но не хотела уподобляться Мэри-Энн с ее полубезумными сомнениями. Если мистер Харди говорил: «Ветер сменился на западный», она тут же начинала меня дергать: «На западный? Он сказал — на западный?»