— Три недели ты у нас, и уже немного поправилась. Это прекрасно. — Довольная, Нанетт кивнула. — Тебе лучше, дитя мое? Ты уже не так нервничаешь, стала спокойней.
— О, мне намного лучше, — поспешила заверить Рослин женщину, которая была к ней безмерно добра. — Ваш пустынный воздух действует на меня тонизирующе.
— Тристану следует поехать с тобой вместе на лошадях и показать тебе пустыню. Теперь ведь ты уже поправляешься. — Нанетт взяла в свою худенькую руку Рослин. На пальце больше не сверкал яркий бриллиант. Рослин заперла кольцо в ящике вместе со шляпкой Джульет… Она чувствовала, что эти две вещи принадлежат друг другу.
— Тебе больно носить это кольцо? — тихо спросила Нанетт.
— Оно было мне немного велико, и я боялась его потерять. — Рослин не решалась продолжить, но все-таки добавила. — Нанетт, вы разрешите мне его вам вернуть? Мне сказали, что оно ваше. Вы дали его Арманду, когда ему исполнился двадцать один год.
— Ах, да. У меня была романтическая идея о том, что каждый из моих внуков подарит своей избраннице кольцо. Все три кольца были моими любимыми украшениями. Я полагала, что кольцо, благословенное любовью, должно принести счастье. — В голубых глазах промелькнула боль. — Нет, малышка, это кольцо — теперь твое. Это все, что у тебя есть от Арманда… и одновременно совсем не все. У нас хранится много игрушек и вещей, которые принадлежали Тристану и Арманду. Дневники, коллекция всевозможных безделушек — Тристан тебе покажет. Возможно, это пойдет тебе на пользу — прикосновение к вещам, которые принадлежали Арманду — книги, вещи. Может, так восстановится потерянная связь между вами.
Рослин должна была бы обрадоваться этой перспективе, но все было наоборот, она как бы внутренне съежилась.
Ей казалось, что она боится повстречаться с темным призраком среди детских вещей Арманда.
Ежедневно, в сопровождении арабских слуг, Нанетт обходила дом, чтобы убедиться, все ли было в порядке.
Предоставленная самой себе, Рослин поднималась на крышу гаремной башни. Это стало ее любимым местом отдыха.
Она любила сидеть там в любое время дня среди кадок с цветами и выгоревшей мебели. На мили вокруг простиралась пустыня, огромное песчаное море цвета янтаря, где так же, как и на воде, вздымались волны. Изменчивое и манящее, оно то возбуждало ее, то успокаивало.
Однажды Ягуб назвал пустыню садом Аллаха. Он тогда принес ей на крышу апельсиновый сок и печенье в виде звезд и полумесяцев, испеченное по старинным рецептам гарема, когда девушки в вуалях проводили свое свободное время на башне.
Сидя в старом плетеном кресле, дотрагиваясь до цветов, растущих в кадках, Рослин неторопливо размышляла о словах Ягуба — «сад Аллаха». Шляпа была надвинута на лоб, потому что в полуденные часы невозможно было смотреть на солнце и выжженные пески — глаза слезились. Необозримый простор с цитаделью Жебель-Д'Оро вдали, где, говорят, жили разбойники.