— Надеюсь, вы не жалеете, что отдали мне свитер, — добавила она.
Он стоял, прислонившись к пальмовому стволу, который служил подпоркой для крыши лодочного гаража. За дымом от сигары прятались зеленые глаза. От него исходила опасность мужской силы, она отражалась даже в сверкающей меди его волос. И несмотря на то, что сила эта была под его контролем, Рослин не оставляло беспокойство.
— Я привык к крайностям местного климата, — продолжал он разговор. — Вы и представить не можете, как холодно иногда бывает в пустыне, особенно по ночам и перед рассветом. Солнце здесь жаркое, но климат, в действительности, весьма прохладный. Можно сказать, — он лениво взглянул на кончик догорающей сигары, — что он похож на женщину.
— Или умеренный, о чем не так просто догадаться, но с возможными отклонениями до прохладного. — Ее дерзость на самом деле была всего лишь защитой, сработавшей из-за того, что они остались одни в грозу.
— Конечно, — согласился он. — В пустыне всякое бывает, как и в отношениях с женщиной.
— А вы, господин Хантер, предпочитаете иметь дело с настроениями пустыни, а не женщины, не так ли?
— Да. — И она заметила его саркастическую улыбку.
— Вы правы. Мужчина в случае с пустыней имеет возможность получить наслаждение, не затрагивая собственных чувств.
— Разделяет ли Изабелла ваши чувства?
Только после того, как Рослин задала свой вопрос, она полностью осознала смысл сказанного. Дуэйн не шевельнулся, но она видела, как под белой рубашкой напряглись мышцы, обозначив грудную клетку и плечи. Бросив окурок на пол, он загасил его каблуком.
— А почему собственно Изабелла должна ответить на мои чувства? — В своей обычной манере произнес Дуэйн.
Рослин была не в силах взглянуть на него, она знала, что не мигая, на нее с усмешкой смотрели желтоватозеленые глаза.
— Я же не школьница, — вызывающе сказала Рослин. — Я знаю, что мужчина и красивая женщина не говорят о погоде или о пустыне, когда они одни в спальне.
— Так чем же они занимаются? — В его голосе прозвучала решительность.
Краска залила ей лицо. Ведь то, что было между ними и Изабеллой, ее абсолютно не касалось. И странно, что вместо того, чтобы рассердиться, он, скорее, был удивлен и весел.
— Простите, — пробормотала Рослин. — Простите мне мою дерзость.
Она отвернулась, и ее тонкая шея казалась особенно хрупкой на фоне черного свитера из грубой шерсти.
— Да, вы действительно дерзки, — согласился он. — Ошибка молодых в том, что они стремятся заглянуть туда, куда не осмеливаются проникать даже ангелы, а такие ошибки нужно исправлять.