Но он всё равно догадался и со значением посмотрел ей в лицо.
– Что, пронимает?
Она сделала вид, что не понимает, в чем дело.
– О чем ты?
– Не притворяйся, радость моя. Мы с тобой никогда не притворялись друг перед другом. Даже когда у тебя были месячные и болел живот, ты этого не скрывала. Не говорила, конечно, но я и так всё понимал. Так чего же притворяться теперь?
Настя сказала себе, что она медик и не ей краснеть из-за такой ерунды, но всё равно покраснела. Он провел костяшками пальцев по ее пылающей щеке и ностальгически вздохнул.
– Как мне хорошо с тобой рядом! Если честно, когда ты прощалась со мной на выпускном, я не уразумел, чем это мне грозит. Ну подумаешь, не будем сидеть рядом – какая ерунда. А оказалось – не ерунда. У меня будто часть души отрезали. Я понял, что чувствуют разлученные близнецы.
И склонился к ней еще ниже. У нее мелькнула болезненно-паническая мысль: неужели он собирается ее поцеловать? И потрясенно – а ведь для нее это будет впервые!
Но он не собирался ее целовать. Покосился на дверь и опасливо, как неуверенный в себе подросток, прошептал:
– У тебя мама крепко спит?
Что-то в его голосе звучало неприятное, казалось, он собирается сказать ей какую-то гадость, но не знает, как к этому подойти. Внезапно она всё поняла и опечаленно опустила голову. Ну и ну! Неужели она права? И сердито отрезала:
– Очень чутко!
Владимир оценивающе посмотрел на тонюсенькие двери и с сожалением произнес:
– Жаль. – И поднялся, прощаясь.
У дверей повернулся, взял ее за руку и предложил:
– Давай встретимся завтра в той же кафешке? В два часа? Поговорим без свидетелей.
От горячей руки Влада волнами расходились огненные иголочки, мешая думать. Настя с сомнением посмотрела на него. Что-то ей говорило, что идти не надо, что кончится всё это болью и неприятностями. Для чего он решил возобновить их полудетскую дружбу? Жалости ей не нужно, из дружбы они выросли, а любовь между ними совершенно невозможна.
Но огненные иглы стали еще горячей, пронзая и сердце, и голову, и она, вместо того, чтобы отказаться, снова молча кивнула головой. Крепко сжав ей руку на прощанье, обрадованный Влад быстро сбежал вниз по ступенькам.
Утром она с непривычным рвением рассматривала свое печальное лицо. Изобразила широкую голливудскую улыбку, потом нахмурилась. И то и другое было одинаково противным. Безобразный клоун, корчивший гримасы с холодной серебристой поверхности, не мог понравиться ни одному нормальному человеку.
Хмуро напомнив себе, что неча на зеркало пенять, коли рожа крива, раскрыла дверцу шкафа. Вытащила джинсы, тонкий свитерок и, неслышно вздыхая, надела, собираясь на встречу с Владом.