Это чувство к княгине было для Свенельда как вечная неволя. Кажется, ну что бы ему томиться мечтами об Ольге, когда он и собой хорош, и почитаем, и дела у него свои имеются, слава о нем летит, как о первом воине Руси? Да к такому любая красавица с охотой пойдет. И все же милее Ольги для него все равно в целом свете никого не было. А она пусть и милостью одарит… но без сердечного тепла. Забыла уже поди, как в любви он ей клялся, забыла, как целовались когда-то… Для Ольги сейчас одно лишь важно и значимо: ее княжение, ее держава, ее заботы государственные. И хоть собой Ольга хороша и молода вечно — тоже чародейскую воду пьет, цветет красой, — но страсти былые в ней уже поутихли. Свенельд при ней служил, словно сокол прирученный, — ни вспорхнуть, ни улететь. И хотя немало добился в жизни варяг, но все одно грусть оставалась. Словно так и не познал в жизни главной сокровенной радости.
В последнее время Ольга и вовсе редко стала Свенельда к себе вызывать, особенно с тех пор, как сдружилась со священником Григорием. Именно с подачи Григория стала интересоваться христианством, гонения на христиан не одобряла, даже смирилась с тем, что сын ее старший, Глеб, стал явным христианином, жил, как будто монах какой. Жену свою красавицу варяжку Сфандру не навещал, молился уединенно, не помышляя о власти. Поэтому у Ольги все надежды были на второго сына — Святослава. И уж в этом она не обманулась — соколом рос Святослав. Когда пришла пора отлучать княжича от женского воспитания, Ольга отправила его с воеводой Асмундом в дальний Новгород — учиться править. И хоть Новгород не самая спокойная вотчина на Руси, Святослава там приняли хорошо, свыклись с ним, полюбили. А этой зимой княгиня вызвала сына в Киев, дав понять, что пора ему уже княжескую шапку примерить, и новгородцы вышли провожать Святослава всем скопом, просили не забывать их. Как же, не забудет. Этот соколенок как прилетел в Киев со своей дружиной, только тем и занимался, что все новых витязей в отряды принимал. Матери же говорил, что вскоре пойдет в поход. Куда? Да куда его только не тянуло! И на булгар думал идти, и на вятичей диких, обещался даже с печенегами схлестнуться. Свенельда все это сильно раздражало. У мальчишки еще молоко на губах не обсохло, а он уже витязем себя мнил, самому Свенельду начинал перечить. А попросту завидовал его славе первого воеводы Руси. И теперь Свенельду надо как-то с ним налаживать отношения. Ведь князь все-таки. Ольга так и сказала, что будет готовить Святослава к княжению над всей Русью, а первый урок ему преподаст, когда оставит его в Киеве на время своего плавания к ромеям в Царьград. Ибо Ольга вознамерилась ни много ни мало лично возглавить посольство в далекую Византию. Свенельд волновался за нее, даже пытался отговорить от поездки, на боярской думе выступал, уверяя именитых людей, что опасно им свою правительницу к извечным врагам Руси отпускать. Ну да Ольга хитро его обошла: сказала, что ничего ей грозить не будет, если сам же Свенельд со своей дружиной отправится ее сопровождать. Вот тогда он и смирился. Понимал: останься он в Киеве, бояре, давно на его влияние дувшиеся, вмиг бы рассорили его с молодым Святославом. А так он саму княгиню, ладу свою, оберегать в пути будет. Ну и мир повидает, с Ольгой, может, в дороге сблизится. И вдруг случится чудо желаемое — опять Ольга на него взглянет не как на воеводу-советника, а как на пригожего молодого мужчину, который столько лет при ней живет, не скрывая своей любви, верно служит, ждет…