— А не побоишься Жериной силы? — Старческое лицо Змиулана вытянулось. — Жерь ведь немалую мощь тут скопила. Она и охранительница Хортицы, и ведунья великая, и всем существам тутошним силу дает, подпитывает, когда добрая. Но когда ее зазря тревожат… Ну, не по нраву ей это, скажем так. Потому ее и волхвы солнцеликого Хороса не осмеливаются беспокоить, давно не приходили. А местные смерды сюда и заглянуть опасаются. Ибо Жерь — это Жерь. Пока это диво дремлет, все в ладу на Хортице. Вот и мне тут хорошо подле нее. Правда, баб не хватает. А без плотских утех я стареть начинаю, как все мы, когда теплой крови рядом нет…
Он грустно замолчал. Малфрида даже пожалела его. Вон как пригож лишь недавно был, а теперь… Дивная корона все еще мерцала на голове повелителя змей, но волосы уже казались не просто светлыми, а седыми, мешки под глазами набрякли, нос повис уныло. Старец старцем, и, похоже, теперь это его истинный вид, а не того светлого красеня, какой изначально хотел приманить ее к себе в дупло.
Змиулан наконец выбрался из дерева, причем, вылезая, для удобства даже хвост в ноги обратил, но перелазил как-то по-старчески, кряхтел, сутулился, колени его распухшие дрожали, длинный уд обвис жалко. Но, заметив взгляд ведьмы, Змиулан будто застыдился своей наготы и немощи, вновь ноги его сошлись хвостом — длинным, чешуей отливающим, сильным. Опираясь на него, змеиный владыка прополз к затаившейся в камышах лодке-долбленке, устроился на ее носу, уютно свернув хвост кольцами, а чародейке жестом приказал садиться и плыть. Она взяла длинный шест, оттолкнулась от берега, но озеро было глубоким, пришлось взяться за весла. Змиулан грести наотрез отказался — все же он царь как-никак.
Грести оказалось неожиданно трудно. За весла цеплялись водоросли и длинные стебли кувшинок, которых тут было превеликое множество. Змиулан поглядывал на отдувающуюся и шлепающую налетевших комаров чародейку с насмешкой, но в то же время с любопытством. Она вскоре поняла, что его интересует: в сумеречном вечернем освещении, в темной, полной водорослей воде порой появлялись худые белые руки утопленников… или кикимор болотных. Одна такая тощая длинная ручища схватилась за весло, стала тянуть, с другой стороны иная кикимора сильно качнула узкую долбленку. И хоть от невольно нахлынувшей жути захотелось истошно заорать, Малфрида сдержалась, а страх перевела в ярость. Поэтому в какой-то миг бросила весло и поймала водяную кикимору за волосатое холодное запястье. Болотные жительницы не сильно увертливые, вот и эта, попавшись, только заверещала пискливо, когда ведьма рывком подняла ее из темной воды, потрясла, как пес треплет тряпку в игре. От крика кикиморы другие сновавшие среди водорослей болотницы кинулись прочь, только забулькало в густой ряске. А пойманная все пищала совиным криком, сучила слизкими лапами, с которых капала вода.