Подражать религиозному или офисному сленгу мужа, перенимать словечки детей не составляло для нее труда. Актерский талант Иоанны состоял в том, что желания других она чувствовала лучше, чем свои собственные. Она отыгрывала идеальную жену, понимающую мать, но подозревала, что, возможно, всячески потакая другим, она отказалась от собственной жизненной роли. Ей нужно было заиметь что-то для себя, в чем она была бы самодостаточной, что способствовало бы расцвету ее натуры – независимой натуры Иоанны Великолепной, преисполненной замыслов: Иоанне удалось вырваться из бетонной высотки, где до сих пор оставались некоторые ее школьные подруги. Это здание на Урсынове, с одинаковыми окнами-дырами, напоминало пчелиные соты, в которых держали пчел-производительниц. Иоанне было в этих сотах тесно и душно, она не вписывалась в рой обычных женщин.
Откусывая от безе из открытой коробки, она шла вдоль домов вместе с большинством пешеходов и догнала хвост Манифы.
– Кто с на-ми?! Кто с на-ми?! – скандировали девушки, держась за руки.
– С пиз-дами! – заорали из боковой улочки двое бритоголовых в черных куртках.
Девушка с зеленой челкой развернулась и смерила взглядом развеселившуюся толпу. Иоанна стояла достаточно близко к девушке и видела, что загорается в ее глазах, – злость, оскорбленное достоинство и мысль, как поднять кретинов на смех. Иоанна подсунула зеленоволосой коробку с надкусанными пирожными, чтобы та запустила ею в гогочущих скинхедов. Крем залепил им в глаза, попал в разинутые рты, испачкал куртки. Один из них принялся топтать коробку, второй рванулся к девушкам. Но сплоченные ряды Манифы сомкнулись, не сбавляя шага, так что шансов у него не было. Иоанна пустилась следом, крикнув за спину:
– Полиция!
На высоких каблуках она бежала медленнее, и девчонки в грубых ботинищах потащили ее за собой. От них ее отличал лишь тщательный макияж и возраст – они-то были ненамного старше ее дочери. Но никто не обращал на это внимания – их объединяло общее дело. Приземлившись у стены Барбакана,[44] они принялись рассуждать о мужчинах-трусах, называя их ментальными палачами и одаривая прочими нелестными эпитетами.
Иоанна, как говорится, «оттянувшись», не подавала виду, что ее участие в Манифе было случайным. Страстное упорство феминисток, их лозунги были как раз тем, в чем она нуждалась. Теперь в ее голове, переполненной идеологической болтовней и неоспоримыми аргументами, зрела новая идея: отныне ее усовершенствованное изобретение, целиком пригодное для запуска в производство, будет не просто коммерческим хламом, не очередным пластиковым мифом, а станет феминистическим манифестом, который она швырнет в лицо патриархальному обществу.