Она не хотела своим ответом разочаровывать Пабло, поэтому робко сказала:
— Честно говоря, я даже не знаю…
Они отправились на небольшую прогулку вдоль реки Гвадалквивир, затем осмотрели арены Маэстранцы[27]. Издали Руис показал Рафаэль то место, где будет выступать в воскресенье.
Рафаэль вздрогнула. Она хотела насладиться сполна этим вечером и мечтала, чтобы завтрашний день не наступил.
— Что обычно делает Руис перед корридой? — поинтересовалась Рафаэль у Пабло.
Тот расхохотался.
— Он спит! Если хотите, мы с вами в это время погуляем по городу.
Руис вмешался.
— Я могу спать и с ней.
Пабло хитро улыбнулся брату. Рафаэль покраснела.
Они весело поужинали, обсуждая достопримечательности Севильи. Пабло понравилась Рафаэль, и он мысленно стал на сторону Руиса. Его брат был влюблен, ревнив и горяч и хотел бы забыть скандал с отцом и Жослином хотя бы на один вечер. Пабло совсем не желал разрушать его счастье. Он любил Руиса с детства, они всегда понимали друг друга, у них были общие увлечения. С тех пор как Руис стал тореадором, Пабло присутствовал почти на всех его боях и восхищался им, как и Виржиль. Как Мария, он молился до и плакал после корриды. Руис был его слабостью, его привязанностью, от которой он не мог и не хотел избавляться.
Пабло тоже желал и мог бы быть тореадором. Он не был трусливым и нерешительным, как Мигель. Единственным препятствием была его упрямая жена-испанка, которая родила ему кучу ребятишек. Он уступал ей во всем, поэтому они всего лишь держали небольшое хозяйство быков и лошадей. Теперь Пабло мог сойти лишь для любительской корриды. В Руисе он видел воплощение своих несбывшихся мечтаний и прощал брату все. Он был счастлив наблюдать, как у того разворачиваются отношения с Рафаэль.
Все разговоры за ужином приводили к одной и той же теме: воскресной корриде. Братья обсуждали, все ли готово и что еще предстоит сделать.
— Расскажите мне о том, как прошла коррида в Ниме, особенно про победу над вторым быком, — попросил Пабло, одарив Рафаэль ободряющей улыбкой.
— Я видела, как Руис одолел это животное, — начала Рафаэль. — Но в его жестах было нечто устрашающее, превосходящее — акт насилия. Будто он хотел что-то доказать, высокомерно взирая на толпу. Кому и зачем?
— Высокомерно взирая? — удивился Руис. — Мне не нравится такое понимание боя. Доказать? Победа — это не акт насилия, это вызов судьбе.
Он взял Рафаэль за руку и с жаром добавил:
— Ты не должна так думать, дорогая!
— Я совсем не хотела тебя обидеть, Руис. Просто там, на арене, ты будто хотел придать важность своему существованию за счет убийства этого невинного животного. Все, что я видела в бинокль, — это твой напряженный взгляд и сжатые кулаки. Как твоя рука не дрогнула во время боя? Конечно, для этого необходима настоящая смелость, но стоит ли оно таких жертв?