— Спасибо! Вы… вы ангелы, наши ангелы-спасители. Я буду осторожен и принесу ее тайком. Никто не увидит. Вы ангелы.
В подворотне он еле дождался колонну возвращающихся в гетто. Шагал, едва не наступая идущему впереди на пятки.
Наконец Илья вошел в гетто. Немца у ворот не было, литовский охранник и свои полицейские не очень усердствовали, и Илья пронес свое богатство. По улочке почти бежал. Только перед самым домом спохватился, что нельзя появиться таким счастливым, тем более объяснить повод. Ведь у соседей тоже есть дети…
2
Ночью Лейя с Ильей, возбужденные, не сомкнули глаз. Сперва Лейя допытывалась: не испугал ли Стонкуса его приход. Неужели искренне пригласил войти? А как на это прореагировала его жена?
Илье даже пришлось описать их гостиную. Только о фотографии, на которой Стонкус в форме немецкого офицера, промолчал. И еще о том не рассказал, что Стонкувене, поняв цель его прихода, резко поднялась и вышла в кухню, что долго, пока муж не пошел за нею, не возвращалась. Зато живописал, как она уговаривала его, чтобы он съел суп.
Лейя вдруг заплакала.
— Ну что ты? Радоваться надо, а ты плачешь. Они же Анечку спасут!
— Это я от радости, что наша доченька будет жить. Пусть сиротой, у чужих людей, но вырастет. И, может, будет счастлива.
У Ильи сердце защемило от этого «сиротой, у чужих людей», но он ничем не выдал себя.
А Лейя продолжала всхлипывать.
— Ты попроси наших спасителей, чтобы они потом, когда Анечка вырастет, ей рассказали, что у нее были родные отец и мать.
— Почему только «были»? Может, и будем. Может, Гитлер не успеет всех нас убить. На фронте у него дела неважные.
— Фронт еще далеко, а мы здесь…
Он гладил ее руку.
— Давай лучше думать, как дочь вынести отсюда. Даже спрятав под пальто, нельзя, ведь никто зимой не ходит в расстегнутом пальто. В рюкзаке тем более. Из гетто нечего нельзя выносить. Охранники увидят, прикажут показать, что там, или, хуже того, начнут по рюкзаку лупить дубинками.
Лейя вздрогнула. И оба молчали. Только Анечка, лежа между ними, во сне чмокала губами. Видимо, снилось, что сосет грудь.
Наконец Лейя зашептала:
— Может, Лейзера попросить?
— Какого Лейзера?
— Моего двоюродного брата. Он здесь стал трубочистом. А трубочисты единственные имеют «пассир-аусвайзы», позволяющие ходить по городу в одиночку, и, главное, ящики, в которых таскают свои причиндалы. В них, вроде, есть двойное дно, куда они прячут съестное, которое некоторые сердобольные хозяйки дают им за работу. А охранники их пропускают без проверки: никому неохота запачкаться сажей. Не зря трубочисты считаются самыми сытыми людьми.