с радостью и наивностью здравого смысла, убеждающегося на практике в собственной непогрешимости,
отождествляют сталинизм с социализмом и делают два одинаково неистинных вывода. «Иным, нежели диктаторски-репрессивным, социализм и быть не может, следовательно, все попытки преодоления противоречий сталинизма есть утопия», – говорит либерал. «Сталинский СССР и есть социализм и потому не имеют значения и должны быть по большому счету оправданы все недостатки той системы, а любые попытки их критики и выработки новой, качественно отличной от сталинской, модели социализма есть ренегатство», – говорит сталинист.
И это трагическое совпадение не просто превращает сталиниста в «иное я» либерала, но и объективно, независимо от воли и желания многих коммунистов-сталинцев, делает их крайне выгодными союзниками борцов против социалистического обновления в нашей стране, ибо попытки движения ныне к той, прежней, системе – это реакционная утопия. Неслучайно поэтому, кстати, на телевидении почти всегда в качестве представителей коммунистических идей фигурируют старушки с портретами Сталина: либерализму крайне выгодно свести социализм к сталинизму, к ностальгии по прошлому.
В то же время я вполне могу понять субъективное нежелание любого человека с левыми взглядами критиковать в нашей реальной обстановке антикоммунистического шабаша хоть что-то из советского прошлого. Любая попытка такого критического анализа невольно, вопреки твоей позиции, ставит тебя в один ряд с яковлевыми и волкогоновыми, отчего становится мерзко на душе. Это нежелание можно и должно понять. Но его нельзя оправдать: подвиги и великие свершения наших отцов и дедов нельзя предавать; преступления не перестают быть преступлениями оттого, что их совершали в стране твоих отцов и дедов, и об этом нельзя забывать. Мы умели различать подвиг народа России, победившего Наполеона, и мракобесие царизма и крепостников, и это не мешало нам быть патриотами. Мы должны уметь различать реальные ростки социализма и диктатуру сталинской номенклатуры, и это не только не помешает, но поможет нам быть коммунистами и любить свою Родину.
Во-вторых, сталинизм ныне становится вновь, крайне популярен потому, что ностальгия по сталинизму становится не просто надеждой, но и своего рода религией-утешением, указывающей на возможность альтернативы нынешнему трагическому положению. Существенно, что эта надежда-утешение является (1) реально сущим примером, который (2) находится в прошлом. Это существенно потому, что человек, ориентированный на обыденное сознание и здравый смысл (а не на критически-творческий поиск), ищет альтернативу всегда в практически известном (хотя, как правило, и сильно мифологизированном) практическом примере; если же он к тому же патриархален (а нынешний сталинист в большинстве своем именно такой патриархальный обыватель, ориентированный на здравый смысл, мало знакомый с мировым опытом борьбы за социализм и современной марксистской теорией, более того, активно нежелающий самостоятельно и непредвзято знакомиться с тем и другим), то эта альтернатива обязательно должна лежать в… прошлом: таковы были все патриархальные утопии-мечтания о «золотом веке».