Поскольку все проявления прекрасного неизменно трогали ее до глубины души, она чувствовала, как все ее существо потянулось к тайне и магии природы и она стала частью ее самой.
Неожиданно она услышала сзади низкий голос.
Почему-то он не показался ей чуждым и неуместным, словно она чуть ли не ожидала его. — Я так и думал, что найду вас здесь!
— Я не могла бы поверить, что существует такая красота! — воскликнула она, обернувшись к Торквилу.
— Это же подумал и я, когда впервые увидел вас.
На какой-то миг она восприняла как нечто естественное, само собой разумеющееся такой комплимент и даже забыла, что в последние дни избегала Торквила, чтобы не оставаться с ним наедине.
А он между тем очень тихо произнес:
— Вы знаете, Пепита, я люблю вас!
Глубина и проникновенность его голоса, искренность, с которой он говорил, словно загипнотизировали ее.
Но какая-то сила заставила ее вернуться к реальности.
— Нет… нет… вы не должны говорить… подобного! — испуганно вскрикнула она.
— Почему же? Ведь это правда, что я люблю вас и нет в моей жизни большего желания, чем жениться на вас!
Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых читался страх.
— Вы… сумасшедший?
— Да, — ответил он, — настолько сумасшедший, что не могу больше продолжать подобные отношения между нами.
Он крепко обнял ее, и, прежде чем она успела воспротивиться, прежде чем смогла высвободить руки, чтобы защититься, его губы прильнули к ее губам.
В первую секунду она была слишком ошеломлена, дабы хоть чуть-чуть отстраниться, а когда попыталась, — было слишком поздно.
Его губы были властными и горячими, и у нее промелькнула мысль, что она непременно должна освободиться от него, но вдруг поняла, что не желает этого.
Нечто незнакомое и удивительно прекрасное вдруг возникло в груди и коснулось губ.
А когда его поцелуи стали более жаркими и требовательными, ей показалось, будто лунный свет пронизал все ее тело, и прелесть этого ощущения пробудила в ней чувство, которого она не знала прежде.
Чувство это было столь поразительным, великолепным и нереальным, что воспринималось как часть волшебства, являвшегося лишь во сне.
Может быть, она спит?
Но нет, он целует ее наяву — наверное, потому, что боится потерять ее…
Вновь завороженная магией, которая не давала возможности думать, она могла лишь ощущать, как лунный свет струится сквозь нее, погружая в неописуемый экстаз.
Она могла лишь отдаваться этому чуду.
Наконец, переполненная восторгом, охватившим обоих так, что чуть не задушил их, Пепита уткнулась лицом в шею Торквила.
— Я люблю тебя! — молвил он прерывающимся голосом. — Боже, как я люблю тебя!