4. Угольный транспорт согласно моим приказам будет находиться с 8 августа у мыса Малеас, с 10 августа — один транспорт в 20 милях к S от острова Санторин, второй транспорт — у Чанака.
5. Пароход «Генераль» выходит в 19 час, следует под сицилийским берегом и пытается достичь острова Санторин. В случае захвата неприятелем по возможности доносит об этом по радио. Не получая от меня дальнейших приказаний, запрашивает таковые у яхты «Лорелей» во второй день своего пребывания у острова Санторин, по телеграфному адресу «Бовалор (Bowalor), Константинополь».
Подпись Сушон»
Приказ был отдан 6 августа в 10 ч 30 мин, а в 11 ч пришла телеграмма из Морского генерального штаба от 5 августа с отменой предыдущей директивы: «По причинам политического характера вход в Константинополь в настоящее время еще невозможен».
Таким образом, перед Сушоном стоял ответственнейший вопрос: держаться ли ему, несмотря ни на что, своего намерения войти в Дарданеллы или (что было бы проще всего и соответствовало желанию начальника Морского генерального штаба в Берлине) прорваться в Адриатическое море. Он достаточно хорошо понимал политическое положение и лично знал турецких политиков; поэтому ему казалось вполне вероятным вовлечь Турцию в войну на германской стороне. Он считал, что вход двух германских крейсеров в Дарданеллы поставит Турцию в стесненное положение, которое приведет к нарушению ее нейтралитета и повлечет ее вступление в войну против России и Англии. Для него было ясно, что возможная победа России и Англии равносильна гибели Турции, по крайней мере Европейской Турции. Oн сознавал, что лучшие и светлейшие головы в Турецком кабинете — Талаат и Энвер — чувствуют то же самое. Сушон принял без колебаний окончательное решение ничего не менять в отданном им приказе о прорыве в восточную часть Средиземного моря. Смысл полученной телеграммы подсказывал ему, что позднее можно будет пройти в Константинополь и тем самым распространить военные действия на Ближний Восток и на Черное море. Он стремился как можно дольше не появляться в Адриатике, боясь на все время войны попасть в оковы вероятной пассивности австрийцев. Отдачи первого приказа о прорыве в Константинополь добился у кайзера генерал-адмирал Тирпиц наперекор желанию начальника Морского генерального штаба адмирала Поля. Отмена этого приказа была результатом представлений Министерства иностранных дел. Теоретически возможный прорыв «Гебена» через Гибралтарский пролив не обещал успеха из-за неудовлетворительного состояния его котлов.
6 августа в 17 ч «Гебен» вышел из Мессины, а в 17 ч 20 мин «Бреслау» последовал за ним. Сравнительно ранний выход был обусловлен желанием иметь в запасе время, а также необходимостью еще засветло показать, что крейсеры направляются в Адриатическое море. Невозможно было скрыть от личного состава опасность положения, зато тем торжественнее ощущалось всеми твердое и спокойное сознание долга. То, что тогда писала пресса о выступлении обоих кораблей в «поход смерти», в большей своей части было плодом фантазии итальянских корреспондентов. Не было и речи о составлении завещаний. Командующий дивизией совершенно не сомневался в удаче прорыва.