— И вы предпочли какие‑то вишни мне? – спросил Левитан. Вроде бы шутливо спросил, однако Маше почудилось что‑то неладное в его голосе.
— Предпочла, – усмехнулась она.
А в следующую минуту случилось нечто удивительное. Левитан бухнулся перед ней на колени и закричал:
— Да как вы могли?! Ведь я люблю вас!
На его прекрасных черных глазах даже слезы выступили.
Машенька не сразу поверила, что какие‑то несчастные вишни могли вызвать такую бурю чувств. Уставилась на пылкого поклонника. А тот не унимался: все стоял на коленях, ломал руки и восклицал:
— Я вас люблю! Выходите за меня замуж!
Маша слушала‑слушала, смотрела‑смотрела, а потом вдруг так засмущалась, что закрыла лицо руками. И в ту же секунду очутилась в его объятиях. Как только он успел с колен так быстро вскочить?
Ее перепачканные вишневым соком пальцы, закрывавшие лицо, вмиг были осыпаны множеством поцелуев.
— Милая Маша, каждая точка на твоем лице мне дорога! – пылко воскликнул Левитан.
Маше стало смешно до невозможности. Что называется – художник! «Каждая точка дорога»… Даже в любви объясняется с точки зрения пуантилизма![23]
Маша поняла, что сейчас не выдержит и расхохочется. Нет, нельзя так унизить влюбленного! Оттолкнула его, повернулась – и кинулась наутек, от души надеясь, что Левитан примет ее побег за проявление девичьего смущения.
Нет, скрывать нечего – это самое смущение тоже имело место быть. И через несколько минут, забившись в заросли, Маша уже рыдала – от испуга, от счастья, от совершенного незнания, как теперь быть и что делать.
Потом она прокралась в свою комнату, снова плакала в подушку, девичью подружку, и к обеду не вышла, хотя там был знаменитый пирог (и очень вкусный, конечно!). Но там был и Левитан, а видеть его Маше отчего‑то было страшно и стыдно.
Антон удивился, что сестры за обедом нет, а Левитан нервен и как бы не в себе.
— Ма‑Па в грустях, – сказал брат Михаил не без ехидства, кося на Левитана и подмигивая Антону. – Рыдает, слезы из‑под двери текут!
— Ну, надобно поглядеть, пока потопа не случилось, – усмехнулся Антон и отправился к сестре, не обращая ни малейшего внимания на испуганные глаза Левитана.
— Чего ты ревешь? – спросил Антон, присев на постель к плачущей сестре.
Кое‑как добился ответа, кое‑как разобрал смысл его среди всхлипываний и вздохов.
— Ну а ревешь‑то чего?! – снова спросил Антон.
— Да как же? – удивилась Маша. – Мне теперь Левитану нужно ответ давать, а я не знаю, что сказать.
— Ты его любишь, что ли? – удивился Антон.
Она ничего не ответила, лежала, вздрагивая плечами.
— Ты, конечно, если хочешь, можешь выйти за него замуж. Но имей в виду, что ему нужны женщины бальзаковского возраста, а не такие, как ты.