— Нет. Доброе утро, Катя. Ты хорошо выглядишь.
Валентина не лгала. Катя в самом деле выглядела хорошо: кожа порозовела, свежевымытые волосы блестели, да и в кресле она сидела прямее обычного.
— Я принесла тебе ананас. Смотри.
Она поставила блюдо на столик рядом с кроватью Валентины. На нем лежали два светло-желтых кусочка ананаса. От их запаха в комнате как будто наступило лето.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Катя.
— Лучше.
— Как здорово! Ты сегодня спустишься?
Валентина закрыла глаза.
— Нет, у меня голова ужасно болит.
— Соня может тебе дать что-нибудь. Ты бы могла встать и…
— Нет, не сегодня, Катя.
Они надолго замолчали. Оконное стекло дребезжало в раме под напором ветра. Валентина почувствовала, как ее руку поднимают пальцы Кати.
— Валя, так нельзя.
Снова тишина. На этот раз вязкая. Неприятная.
— Соня сказала мне, — тихо произнесла Катя, — что твоя горячка прошла. Что тебе лучше.
— У меня совсем нет сил. — Глаза Валентины были по-прежнему закрыты.
— Настолько, что ты не сможешь спуститься?
Валентина кивнула.
Маленькие пальцы погладили руку мягко, как пушинки.
— А я слышу тебя, Валечка, слышу каждую ночь.
— Не понимаю, о чем ты.
— Понимаешь, понимаешь. Я слышу, как ты каждую ночь крадешься мимо моей комнаты, когда думаешь, что весь дом спит. Ты спускаешься вниз и играешь на рояле. Иногда часами, почти всю ночь.
— Нет.
— Да. А потом, перед тем как начинают просыпаться слуги, ты крадешься обратно. Признай, что это так. — Катя больно сжала руку Валентины, отчего та распахнула глаза. — Ну вот, — произнесла Катя, — теперь ты посмотришь на меня.
Валентина посмотрела на сестру. Это была не ее Катя. Перед ней был кто-то другой, кто забрался в ее кожу. Голубые глаза были холодны и бледны, как лунные камни. Это существо изображало Катю, но вело себя совсем не так, как она.
— Валентина, да что с тобой? Если меня парализовало взрывом бомбы, что парализовало тебя? Ты же не ранена. Ты уже не болеешь. Ты даже про свой день рождения не вспомнила. Почему ты все время прячешься тут, наверху? Куда подевалась твоя сила воли?
— Ее смыло водой в туннелях.
— Ты жива. Тебя не раздавило, и ты не утонула, ты не лишилась ноги, как тот геодезист.
— Геодезист? Он лишился ноги?
— Ему ампутировали ногу. По колено.
Валентина вспомнила его молодое лицо. Покрытое потом. Испуганное. Вспомнила его руки, точно щупальца, обвившие шею Йенса.
— Но он сможет ходить с костылем, — добавила Катя.
— Жена Давыдова уже никогда не сможет ходить.
— Нет.
— Я видела, как она умирала, Катя. Я смотрела в глаза этой женщины, когда она тонула.