— Вы слишком много говорите. Все вы, чересчур образованные, такие. Научитесь молчать.
Валентина кивнула.
— Научусь.
— Если б вы записывались в армию, я бы называла вас пушечным мясом, а вообще я таких, как вы, девочек называю судноподкладчицами. Потому что это именно то, чем вы будете заниматься почти постоянно, — подкладывать больным судно. И это то, из-за чего вы в конце концов сбежите отсюда. Святая Богородица, ну почему они постоянно присылают мне каких-то худосочных девиц? Почему не присылают обычных работящих молодых баб?
Валентина не издала ни звука.
Гордянская взяла ее руку, повернула ладонью вверх и стала ощупывать бледные пальцы и бугры. Валентина почувствовала себя лошадью на сельской ярмарке.
— Кожа бледная, как поросячья титька. — Медсестра покачала головой. — Но мускулы есть. Откуда?
— Я играю на фортепиано.
Гордянская захохотала, грубо, презрительно.
— О Господи, я этого не выдержу! — Неожиданно она замолчала, открыла рот и показала гнилой зуб. — Тащите.
Один быстрый рывок щипцами, и черный зуб был вырван, как гвоздь из трухлявого дерева. Потом из десны вытекло немного крови и гноя. На широком лице медсестры промелькнуло удовлетворение, и она указала на стул перед своим столом. Валентина села и положила перед медсестрой щипцы, в которых все еще был зажат зуб.
— Вас рекомендовал доктор Федорин, — быстро проговорила Гордянская. — Раз вам еще нет двадцати, понадобится согласие родителей. Теперь заполните этот бланк, и пусть они его подпишут. — С многозначительной усмешкой она добавила: — Читать и писать вы, надо полагать, умеете.
— Я умею делать все, что нужно, — ответила Валентина.
19
Просто удивительно, до чего переменчив мир. Когда Валентина шла обратно по зеленому полу и дальше вниз по лестнице госпиталя, все выглядело не так, как раньше, словно до этого она смотрела на все через кривое зеркало, а теперь увидела чистую и четкую картинку. Сердце трепетало и отдавало громкой барабанной дробью в ушах.
Прежде чем выйти на улицу, девушка остановилась у входа в одно из отделений и посмотрела через стеклянную дверь. Ее поразил размер помещения. Казалось, оно не имело границ и было сплошь заставлено бесконечными рядами коек, чем-то похожих на белые гробы. Валентине захотелось открыть дверь и войти в этот незнакомый мир, где на мятых подушках виднелись бледные лица. Кто-то разговаривал, остальные просто лежали молча с закрытыми глазами.
— С дороги.
Из отделения вышла молодая санитарка с большим эмалированным тазом в руках, до краев заваленным окровавленными бинтами.