И, разумеется, я присутствовала.
Танцер вполне соответствовал моему представлению о том, каким должен быть телохранитель. Он был чуть выше среднего роста, плечист, но не массивен, малоподвижное спокойное лицо без особых примет, в это лицо нужно было хорошо всмотреться, чтобы запомнить этого человека, а затем выделить его взглядом в потоке людей.
Этот разговор не стоит даже приводить в подробном варианте, настолько он оказался бесполезен. Господин Танцер объяснил нам, что был очень привязан к своему, увы, погибшему хозяину. Что он с большим уважением относится и к госпоже Тернер. Вдова оставила его в прежней должности, поскольку это оговорено в завещании ее покойного мужа. Он не знает, зачем его работа была нужна Тернеру. Никаких покушений ни на кого из членов этой семьи он не помнит. Работа была всегда нетрудной. Госпожа Тернер никогда не пыталась уйти из-под его наблюдения. Да, он знал господина Вайсмана, но в тот день и не думал за ним следить. Он зашел выпить рюмку коньяка, поскольку чувствовал себя усталым. Он понятия не имеет, как его потерял инспектор, возможно, отвернулся не вовремя, или задремал… И все в таком ключе.
Мы с комиссаром прекрасно понимали, что Курт Танцер, попросту говоря, морочит нам голову, но одно дело понимать, а другое – доказать. Доказательств у нас не было. Конечно, мы верили полицейскому инспектору, но что из того? Не было у нас в этой игре ни одной козырной карты. Нужно было найти такой факт, который бы противоречил показаниям Танцера, но факт этот должен был быть доказуемым. Единственно ценным было лишь понимание того, что сидящему в кресле свидетеля человеку есть, что скрывать. Но это вовсе не обязательно имело отношение к нашему расследованию.
– Мы уже показали его фото охраннику из судебно-медицинского центра, но он не смог сказать точно, ни да, ни нет… – сказал комиссар, как только телохранитель Тернеров покинул его кабинет.
– Я тоже подумала почему-то о таком варианте, – тем не менее, с большой долей сомнения в голосе произнесла я, – но тогда получается вообще фантастическая ситуация, поскольку непонятым остается самый существенный момент: зачем это нужно было Танцеру? А, если не Танцеру, то кому? Нет, разумеется, можно предположить то, что вроде лежит на поверхности, но это скорее сюжет для третьесортного романа!
– Это что же за версия, как вы выразились, лежит на поверхности? – с искренним удивлением в голосе спросил комиссар.
– Их даже две, – усмехнулась я.
– Боюсь, я не обладаю таким воображением, как у вас, – в голосе комиссара мне послышалась обида и я решила объяснить, что имела в виду.