Алиссия явно была заинтригована моим визитом, но в ней не чувствовалось никакого напряжения, хотя в подобной ситуации некоторая нервозность была бы вполне понятна. Не производила она впечатления и убитой горем вдовы. Впрочем, похоже, она не из тех женщин, которые показывают свои переживания посторонним.
– Я понимаю и вас, госпожа Адамс, – произнесла она неожиданно довольно низким, но приятного тембра, голосом, – и страховую компанию, которая вас наняла, поэтому отвечу на ваши вопросы с максимально возможной откровенностью.
– Вы не носите траур? – не успев подумать, задала я совершенно бестактный вопрос.
– Траур? – удивлено посмотрела на меня госпожа Тернер. – У меня нет ничего подходящего, а заниматься сейчас покупками и примерками я просто не в состоянии, да разве это так важно в наше время?
– Нет, конечно, извините…
– Ничего, я вас понимаю, но думаю, это не тот вопрос, который привел вас ко мне.
– Разумеется, – согласилась я, – но, если честно, я пока слишком мало знакома с обстоятельствами дела. И поэтому мои вопросы могут показаться вам не совсем понятными, даже бессмысленными. Прошу заранее меня извинить.
– Ну, что вы, ваше предупреждение излишне. Возможно, какие-то моменты, связанные с аварией, вам показались подозрительными, – неожиданно предположила госпожа Тернер.
– Да, пожалуй, – я невольно улыбнулась, – не могли бы вы объяснить, что заставило вашего мужа в такое неподходящее время отправиться по горной дороге на собственной машине?
– Нет, я сожалею. Мне уже задавал этот вопрос инспектор из полиции, – спокойно и доброжелательно ответила Алиссия.
– А разве муж не звонил вам, не рассказывал о своих делах и планах? – попыталась я понять, если не ситуацию, то характер отношений между супругами.
– Ну, почему же, конечно, звонил, но именно в этот вечер он, похоже, никуда не собирался. Я сама была озадачена… Хотя потом мне было и не до загадок.
Эти слова и тон, которым они были сказаны, совсем сбили меня с мысли. Мне пришлось вести разговор на уровне интуитивного прощупывания, почти не представляя реальной цели возникавших вопросов.
– Как строились ваши отношения в семье? Вы принимали участие, хотя бы на уровне дружеских советов, в делах, связанных с телеканалом?
– На этот вопрос мне сложно ответить, – вдруг смутилась моя собеседница, – не потому, что я не хочу быть с вами откровенной, а потому, что боюсь, вы можете меня не понять.
– Ответьте, как считаете нужным, или возможным, я не стану вас упрекать в неискренности.
– Попробую. Дело в том, что Кевин считает, что я представляю собой нечто вроде взрослой девочки. Да, я могу высказывать свои мнения. Но вряд ли, как считает мой муж, эти мнения стоят того, чтобы их обсуждать, – она задумалась, улыбнулась куда-то внутрь себя, затем продолжила, – когда я хочу действительно добиться, чтобы он размышлял над моими… идеями, я иду на хитрость. Например, говорю ему, что вот звонил некто из такой-то студии и предложил программу такого содержания, или такой вот направленности. Что я не очень поняла, но записала дословно… Тогда он не может уже эту идею игнорировать. Потом выясняется, что фамилию я запомнила не точно, но мысль оказалась удачной, а автор, если захочет, сам объявится. Потом об авторе уже реализованной идеи просто забывают. Вот, примерно так. Надеюсь, мои объяснения не показались вам слишком путаными?