— И в полицию?
— И в полицию тоже, — сказала она.
— И не следует обращаться в Департамент Казначейства, чтобы узнать, кто он такой.
— Да, — согласилась Виктория. — Скажи мне, Джек. Скажи, что мне делать?
— Вики, ты писатель. Это кое-что значит. Если ты не хочешь, чтобы я взял его в больницу или вызвал полицию, то действуй, как подсказывает тебе интуиция.
Похоже, у Джека тоже был строптивый характер. Виктория начала что-то говорить, но Джек вновь прервал ее:
— Смотри, милая. Я не хочу быть назойливым. Но я бы поощрял те поступки, которые успокаивают его память. Такой медленный подход был бы лучшей помощью Норману.
А мне? — подумала Виктория, кладя телефонную трубку. Кто поможет Виктории Генри?
— Виктория! Ты свободна, дорогая? Можешь подойти? — мнимый муж звал из кухни, как и тысячи раз в ее мечтах.
Вздохнув, Виктория пошла к нему. Как она желала, чтобы все тайны и секреты открылись, чтобы к Норману вернулась память, но при этом он продолжал любить ее.
— Несбыточная сказка, — пробормотала она, входя на кухню.
— В чем дело? — спросил Норман, преграждая ей путь.
— О чем ты? — тихо переспросила она.
Он коснулся ее щеки. Прикосновение обожгло Викторию, но она не отстранилась.
— Ты сказала «несбыточная сказка».
— Я?
— Ты.
Виктория не расслышала бы столь тихий ответ, если бы не стояла так близко к Норману, что чувствовала на лбу его теплое дыхание. Она понимала: лучше отказаться от своих намерений и позвать Джека, чтобы тот избавил ее от этого запутавшегося в собственных иллюзиях незнакомца. Но воспоминание о его проникновенных словах, нежность взгляда и сильные руки удержали Викторию от желания осуществить свое решение.
— Я люблю тебя, — прошептал Норман.
Его губы медленно приблизились к ее губам. От него исходил запах кофе и клюквы, а язык был горячим и напряженным, словно требовал ответа.
Это был не менее страстный поцелуй, чем тот, которым они обменялись в спальне, но теперь Виктория окончательно проснулась и смогла отчетливо ощутить, насколько потрясла ее эта ласка. Всем телом Виктория изогнулась навстречу мужчине, а руками обняла его шею, прижимая к себе все сильнее.
Это, думал Норман, было именно то, чего он ждал: ее нежные руки, обвитые вокруг его шеи, грудь, прильнувшая к его груди, влажные губы под его губами. Сейчас она принадлежала только ему, и постоянное беспокойство незаметно отступило.
— Ты всегда будешь моей, — прошептал Норман в мягкие волосы. Он так жаждал этого — постоянно ощущать рядом ее, слишком давно ставшую лучшей частью его самого.
— Виктория.
Ему хотелось вновь и вновь повторять имя любимой — только касаться ее было уже недостаточно.