— О том, что осталось, сказать ничего не могу. — Сайлас заглянул в комнату, чтобы посмотреть на десяток картин, криво висевших на стенах. — Реба говорила, что некоторые художники так и не удосужились забрать нераспроданные картины в конце сезона.
— Я об этом раньше не подумала, но, наверное, здесь работа будет только в сезон? — В таком случае, тревожно подумала она, что ей придется делать не в сезон? Но на ее лице не отразилось ни малейшего волнения, и она спросила: — Когда остальные привезут свои работы на комиссию?
— Да когда захотят. Мне звонили несколько человек, они были уже готовы доставить свои произведения, но я сказал, чтобы они перезвонили, когда вы приедете. Потом можете просмотреть бумаги, которые Реба оставила на столе.
Сайлас кивнул на закуток, где находился стол светлого дерева и однотонный шкаф для папок. На столе стояла зачехленная машинка, и Рейн понадеялась, что самостоятельно изученный ею деловой курс машинописи поможет справиться с задачей.
Они молча стояли около стола, посередине пустой комнаты, всего в пяти метрах друг от друга, когда зазвонил телефон. Рейн невольно ахнула, а Сайлас засмеялся, направляясь к аппарату.
— Все современные удобства, — сказал он, широко улыбаясь. — Извините, я быстро. — Он пробурчал неразборчивое приветствие в гладкую бежевую трубку и стал слушать. — Нам еще кое-что нужно сделать… Да, да. Конечно. Ну а где же еще?
Рейн почувствовала, что ее охватывает непонятная истома. Паузы между словами Сайласа были заполнены шумом ветра, задувающего за угол дома. Капли дождя стучали в окна, и она вспомнила, что небо стало затягиваться тучами, еще когда она прилетела. Может, ей выйти из комнаты? Она взглянула на мужчину, присевшего на край стола, на его худощавую, гибкую, полностью расслабленную фигуру. Ее присутствие, бесспорно, нисколько его не волновало; он рассеянно улыбался, глядя на носки своих грубых башмаков в пятнах соли.
— Нет, еще недолго. Она только что вошла и… Конечно, милочка, потерпи еще немножко. Полчаса, хорошо?
Он повесил трубку и с ленивой улыбкой взглянул на Рейн, которая выпрямилась и подняла вверх подбородок безо всякой на то причины, просто потому, что вдруг почувствовала какое-то разочарование. Значит, при всем своем гостеприимстве, он только и стремился закончить все поскорее и убраться.
— Прошу вас, не задерживайтесь из-за меня, мистер Флинт. Я могу сама выключить здесь свет и запереть дверь, и я… я все равно собираюсь идти в свою комнату. Только захвачу с собой книги просмотреть.
Верхний свет падал на его макушку, придавая каштановым, золотистым и седым волосам один серебристый оттенок. Так же отсвечивали волосы на его мускулистых руках, и Рейн вдруг растерянно осознала, что он изучает ее не менее тщательно, чем она его. На лбу выступили легкие капли пота. Очевидно, она устала еще более, чем предполагала. Воображение совсем вышло из-под контроля, и она не знала, куда оно ее еще заведет. Не может же характер человека полностью измениться при перемещении с Западного побережья на Восточное!