Уже ближе к двенадцати Рейн наконец сдалась и отправилась в свою комнату. Она перелистала одну из книг Сайласа по астронавтике, представляя его у руля открытой всем ветрам шхуны в бурном море. И из-за того, что его образ так настойчиво и тревожаще овладел ею, она отложила книжку и взяла один из журналов по садоводству. Они, должно быть, принадлежали либо его сестре, либо тетушке, которая жила здесь до них. Образ Сайласа, подрезающего розы или опрыскивающего фруктовые деревья, как-то не укладывался у нее в голове.
Ее знания о растениях были чрезвычайно ограниченными. Мортимер страдал астмой, и это исключало любых домашних животных или растения. Огромные налоги на недвижимость постепенно свели размер поместья Сторнуэев до безупречно прилизанных двух акров, в которых не было ничего такого, что могло бы привлечь ее внимание, даже если бы ее вдохновил на это японский садовник, который приходил раз в неделю ухаживать за этими акрами.
Отложив статью о культивировании растений на ночной столик, Рейн скинула туфельки из крокодиловой кожи и медленно разделась. Несмотря на растущий интерес к растениеводству, она прекрасно понимала, что последние два часа ждет только возвращения Сайласа.
После душа, когда она застегивала верхнюю пуговицу на белой с длинными рукавами пижаме, в дверь постучали. Это мог быть только Сайлас. А она даже не слышала, как он подъехал.
— Да? В чем дело? — Ее голос звучал чуточку напряженно.
— Ларейн? Я хотел вам сказать, если вы еще не спите.
Ее губы возмущенно сжались; и, конечно же, именно возмущение вызвало это неприятное ощущение в желудке.
— Извините, мистер Флинт. С этим придется подождать до утра. Я уже ложусь.
Дверь скрипнула, и Рейн со страхом заметила, что дверь чуть приоткрылась.
— Мистер Флинт!
— Одну минуту, Ларейн. Вы выйдете или мне войти?
Дверь открылась еще шире, и ее испуганные глаза оторвались от фарфоровой ручки и встретились со слегка виноватым искрящимся взглядом.
От природы очень застенчивая, Рейн бессознательно надела маску оскорбленного достоинства и сохраняла ее исключительно силой юли.
— Если вы настаиваете, мистер Флинт, я присоединюсь к вам в гостиной, как только оденусь.
— Не беспокойтесь. Ваша одежда прекрасно защитит вашу скромность. Моя мать и то надевала на себя меньше на ночь. — Блокировав дверь широкими плечами, он приветствовал ее улыбкой полнейшей невинности. Рейн почувствовала, что самообладание изменяет ей.
Может быть, она придает слишком большое значение приличиям? Это было неофициальное место и неофициальное время — разумеется, в ее собственном воспитании подобное отсутствовало.