— Нет сомнения, с ним надо считаться.
— Да он паразитирует на американской политике! — возмутился Келли.
— Может быть, — ответил Люк, — но он еще и практичный политик.
— Практичный политик, — это человек, которого не надо заставлять делать правильные вещи, — сказал Келли. — Он такой же, как старые мошенники Таммани, а может, и хуже.
— Мошенник, который создал политическую машину, Кел, — настаивал Люк. — Одну из крупнейших в стране, и всю из меньшинств.
— Он действует так же, как и те, в конце девятнадцатого века, — произнес Келли. — Создал бюрократический аппарат и дал им контролировать город. Но эти, так называемые «практичные» политики используют этот аппарат исключительно в своих целях. Что, спрашивается, сделал Таммани-Холл во времена Планкетта или Твида? Построил пару угрюмых зданий? Проблема ирландцев заключалась в том, что они не знали, что делать с властью, которую получали. Они никогда не рассматривали политику как инструмент социальных изменений. То же самое с Маллади и его бандой.
— Я говорил вам в Вашингтоне, возможно, вам придется принять помощь Маллади, — заговорил Джош. — Вы просто не можете игнорировать тот факт, что этот человек контролирует политическую организацию, которая диктует условия не только в штате, но и в стране.
— В стране осталось не так уж и много политических боссов, — заявил Келли. — И чем скорее их не будет вовсе, тем лучше.
Теперь пришло время высказаться такому старику, как я, что я и сделал.
— Есть одна вещь, которую вам надо всегда помнить, Келли, — произнес я. — Нью-Йорк — это волшебный город и в социальном плане, и географическом, экономическом, культурном и даже политическом.
— То, что Нью-Йорк волшебный город, Финн, — сказал Келли, — вовсе не аргумент.
— Ладно. Но за этим волшебством, это еще и очень перемешанный город, если уж так говорить. Однажды ночью добрые граждане Нью-Йорка девятнадцатого века отправились на свои перины, а когда проснулись, то оказалось, что их прекрасный город оккупирован врагом, какой-то ордой. Они сходили с грузовых судов, провонявших до небес, женщины в черных платьях и шалях с четками в руках, мужчинах в старомодных штанах, курящие глиняные трубки и всегда готовые к драке. Это были ирландцы, и после того, как они кончили рыть каналы и строить железные дороги, они принялись за политику. История, как они добрались до вершины, не из тех, что рассказывают внукам у камина, как и то, что они сделали, когда туда попали. Они брали взятки, были могущественны и порочны. Но они правили здесь многие годы. Потом пришла иная орда. В этот раз — итальянцы. И они тоже хотели своего — и получили. И, в конце концов, ирландцы и итальянцы заключили мир. Они не мешали друг другу. Однажды они пошли спать, а когда выглянули в окно, оказалось, что демократический город изменился. В прошлом приходили белые, теперь это были черные. «Сладкие шоколадки», как говорит Маллади, и они цепляются за каждую грязную дыру и чулан в Гарлеме и Вест-Сайде до самого Бэттери. Через некоторое время им надоело жить в чуланах для щеток и получать пинки от каждого подгулявшего ирландца и мусорщика сицилийца, так что они взбунтовались, и мы получили черную революцию. Они обнаружили, что могут голосовать и отшвырнуть кого-нибудь другого в сторону, особенно мелких боссов. Это было тогда, когда они поняли, как сильны.