Ей казалось, что она нашла лучший выход из положения. Марина исполнила мечту своей жизни, стала не тенью Музы – сама стала Музой! Ее улучшенным воплощением. Милан, посомневавшись, смирился. Марина не ошиблась в нем, по духу авантюризма он был ей близок как никто.
Самые большие трудности возникли с Людмилой, дочерью. Та, как ни редко посещала мать и тетку, все же поняла, что творится неладное. Узнав подробности, взвилась, как пробка из бутылки шампанского:
– Мама! Что ты наделала! Хочешь в тюрьме окончить жизнь? И меня за собой потащить?
Но Людмила была девочка разумная. Она поняла, что исправить ничего теперь нельзя. Не выпускать же Музу из заточения!
– И ты не можешь всю оставшуюся жизнь выдавать себя за нее. Ты понимаешь, что наверняка возникнут проблемы? Может нагрянуть кто угодно: папарацци, бывшие ученики, поклонники – те, кто знал ее в лицо, – и тебя выведут на чистую воду. И отчего тебе, мама, кажется, что ты похожа на Музу? Да ты похожа на нее так же, как моя Глаша на таксу!
Глаша была собакой. Людка купила ее на Птичьем рынке, где щенка выдавали за таксу. Со временем выяснилось, что Глаша – просто низкорослая дворняжка.
Очень обидно было Марине слышать это нелепое сравнение от Людмилы, которая всем: и лицом, и фигурой – пошла в папашу, и не наблюдалось в ней ни следа породы. Но в чем-то она оказалась права, конечно.
– А если Муза умрет – там, в подвале? Что ты будешь делать? Прятать труп, как в плохом детективе?
– Мы похороним ее под моим именем, – выложила Марина свою главную домашнюю заготовку, свою блистательную идею.
– Какая прелесть! – язвительно отозвалась дочь. – Осиротить меня, значит, надумала? А если у меня спросят, кто довел мамочку до такого состояния? Почему у нее на руке незалеченный перелом? Почему она такая бледная и истощенная? Да под суд меня, да в тюрьму? Ловко ты придумала, нечего сказать!
Тогда Милан предложил свой план. И снова прозвучало слово «сиделка». Сиделка! Сиречь – козел отпущения.
Коза.
Принять на работу глупую исполнительную провинциальную девку. Завещать ей имущество. Через некоторое время, когда Муза отправится к праотцам, подать в суд, как на недостойную наследницу. Уморила, мол, лютой смертью свою благодетельницу.
– Да кто же в это поверит?
– А почему бы не поверить? Если у нее и мотив есть?
Вероятно, Марина была очень убедительна, потому что и Милан, и дочь скоро с ней согласились сотрудничать.
А Людмила даже нашла сиделку. Будущую жертву. И в самом деле, глуповатую девчонку. Правда, в последний момент струсила, стушевалась, чуть было не испортила все дело. Но Марина перехватила инициативу. Со свойственной ей проницательностью Марина подумала, что Анна терзается чувством вины, которое заставляет ее быть услужливой по отношению ко всему миру так, словно она этому миру по гроб жизни должна. Вот пусть и выполняет свою миссию, несет крест вины дальше. Если уж она сама полагает, что этого заслуживает!