— Больной, вам нельзя даже шевелиться. Только лежать смирно. Швы разойдутся, и наши усилия пойдут насмарку. За непослушание, неотвратимое наказание: укол в ягодицу. Самой толстой иглой.
Но по всему было видно: доволен доктор. А как же иначе? Его стараниями человек к жизни вернулся!
Хирургическая сестра закатила в палату столик с перевязочными материалами.
— Ну, милая, — обратился врач к Ольге, — теперь вам самое время сержанта навестить. Ему тоже будет приятно знакомое лицо увидеть.
— Но я хотела посмотреть…
— Насмотритесь еще. Когда раны заживут. А теперь — вперед!
Оля, нежно поцеловав Прова, вышла. Палата Османова была почти рядом, через две двери. У него была основательно забинтована голова. Лицо бледное, ни кровинки. Увидев Ольгу, попытался улыбнуться.
— Здравствуй, Равиль. Позади, значит, самое страшное.
— Да, слава Аллаху!
— В рубашках вы с Провом Дмитриевичем родились.
— Мы с ним кровью побратались. Стали как братья.
— И ты для меня родней родного теперь.
— Спасибо. Как я понял, наш Батя тоже пришел в себя?
— Только что. Перед самой перевязкой, какую ему сейчас делают.
— Слава Аллаху. Вы идите к нему. Идите.
Ольга поцеловала Равиля в щеку, свободную от бинтов:
— Набирайся сил, Равиль. Я тут, рядом.
Она не сразу пошла в палату мужа. Подошла к окну и долго смотрела на сквер за окном. Даже не видела, как врач и хирургическая сестра покинули палату, а туда пронесли кресло. Очнулась от слов врача:
— Что же вы, милая, не торопитесь к мужу? Перевязка давно закончена, и он, думаю, ждет вас с нетерпением.
Она тут же поспешила в палату, присела у изголовья Прова, поцеловала его.
— Больно?
— Терпимо. Но самое главное, врач пообещал ничего не отрезать.
— Ты еще можешь шутить?
— А что мне остается? Если даже шевелиться нельзя.
— Лежи и слушай. На семейном совете принято решение: надо тебе снимать погоны — навоевался.
— Без меня меня женили! Нет, Оленька, не отвоевался я. Вылечусь, и поедем с тобой на заставу. На нашу заставу.
— Ты знаешь, как я тебя люблю. Но я ведь еще люблю и нашего будущего ребенка. А как я могу его родить, если в нашей норе нет даже места для детской кроватки.
— С Нургали Джабиевичем поменяемся комнатами. У него она немного больше. Капитан мне уже предлагал. У них самих не будет детей.
— И мы до того же дослужимся.
Помолчали. Наконец Ольга сказала то, что считала главным:
— Отцы наши так решили: покупают нам квартиру. Трехкомнатную. Мой отец приобщит тебя к своему бизнесу, а он у него процветает.
— А как твоя мама? Как моя?
— Твоя мама считает, что решающее слово за тобой. А моя верна своей философии: куда иголка, туда и нитка.