— Вы приняли какое-то решение, но не знаете, насколько оно верно, — догадался старик.
— Можно сказать и так, — произнесла Галка. — Скорее, я приняла решение, но боюсь о нем говорить.
— Вы суеверны?
— Нет. Боюсь, что если я проговорюсь, мне не дадут совершить задуманное.
— Речь идет о… военном походе на владения Испании?
— В том-то и дело, что нет… — вздохнула Галка. — Я не могу пока вам сказать, в чем именно заключается моя идея, но одно могу утверждать точно: если мне удастся ее реализовать и я неверно поставлю дело, то врагов у меня будет — весь мир.
— Я смог бы дать вам дельный совет, если бы знал все тонкости, — задумчиво сказал отец Пабло. — Но раз вы не желаете посвящать меня в эти тонкости, то дело, наверное, того стоит. — Он усмехнулся. И, выдержав небольшую паузу, добавил: — За то небольшое время, что я вас знаю, сеньора, я сделал кое-какие выводы. Вы странный человек. С одной стороны, вы умеете быть предельно жестокой как к себе, так и к своим людям, и к противнику. Если это необходимо. С другой — вы последовательно искореняете насилие над беззащитными, используя в качестве инструмента не только убеждение, но и приказ, и все ту же жестокость, если ваш приказ нарушен. Я слышал о том, как вы казнили английского капитана и его команду за бессмысленное уничтожение двух наших поселений. Кажется, вы также казнили испанского и французского капитанов?
— Да, чтоб никому не было обидно, — мрачновато усмехнулась Галка. — Вы осуждаете меня за эти убийства?
— Кажется, вы сами себя за них осуждаете, сеньора. И это в какой-то мере хорошо. Пятая заповедь гласит: не убий. Но раз вы понимаете греховность своих поступков, то путь к спасению для вас не закрыт. Хуже обстоит с теми, кто пытается оправдать свои грехи служением некоей высшей цели. Жизнь — бесценный дар Господа. И отнятие ее противно его замыслу, какими бы благими целями люди ни прикрывались…
— Отец Пабло, со мной вы можете говорить свободно, я не донесу, — сдержанно улыбнулась женщина, правильно истолковав его оглядку по сторонам. — А если кто рискнет это сделать, — добавила она чуть громче — на всякий случай, вдруг все-таки подслушивают, — то я боюсь, что в очередной раз нарушу пятую заповедь. Причем весьма нехристианским способом.
Невеселая усмешка священника больше была похожа на гримасу печали. Отец Пабло не фанатик, но вынужден чуть не ежедневно с таковыми общаться. А значит — скрывать свои истинные убеждения.
— Вы вольнодумны, сеньора, — сказал он. — В наше время это большая редкость.
— Я понимаю почему. — Галка позволила себе нотку иронии. — Но я уже не изменюсь. Может быть, к старости. Если доживу, в чем у меня есть большие сомнения.