— Ясно — грустно и разочарованно ответила Рила — ладно, вот твои деньги. Останешься на обед?
— Нет, пойду, а то за обедом твоя шайка меня по частям разберёт! Я, как вошёл, думал — они меня сейчас разденут и изнасилуют — ну и девки же в вашей семье!
— Есть такое дело — весело усмехнулась Рила — да вам, мужикам, именно такие и нравятся — вы только морды делаете постные, типа блюстители нравственности, а сами и рады стараться сдаться на милость победительницы! Правда, не все, как оказалось — она грустно вздохнула и выразительно посмотрела на меня — учти, я всегда добиваюсь того, чего хочу! А я хочу получить тебя! Берегись!
Она подмигнула и встала, потянувшись всем телом. Я загляделся на её изгибы, в лицо мне бросилась кровь и я поспешил ретироваться, боясь, что моё пребывание в этом доме затянется... Уже на пороге, обернулся и спросил о том, что не давало мне покоя:
— Слушай, а где же три жены, о которых говорил твоё отец? Где ваши матери? Что-то я так их и не заметил — одни девчонки бегают.
— А нет их — посерьёзнела Рила — поехали с отцом десять лет назад за товаром, и пропали. Отца нашли с разбитой головой, он ничего не помнит, а матерей наших нет. Скорее всего работорговцы захватили. Мы пытались что-то узнать — бесполезно. Так и не знаем, где они. Он иногда забывается и говорит о них, как о живых, о жёнах, которые ждут дома, а их нет. Может быть и в живых-то нет....
— Извини, что спросил...у каждого своё горе.
— Нет, ничего — мы уже привыкли. Так и живём вот толпой...
Я ещё немного неловко потоптался на пороге дома, потом попрощался и вышел на улицу. Мой «рюкзачок» приятно оттягивали заработанные монеты, шлем и броню я тоже уложил в мешок, так что, так что моё разгорячённое бронёй и шальными девками тело обдувал свежий морской ветерок и шагать мне было легко и приятно. Теперь мой путь лежал на невольничий рынок.
Рынок! При этом слове всегда вспоминается запах огурцов и помидоров, сладкий запах пряностей и вкусный запах копчёностей, кругом редиска, клубника, на плавящимся под солнцем асфальте стоят рядком тётки с вёдрами вишни и наперебой зазывают купить только их вишню, такую крупную и замечательную вишню.
Мне и нравился базар, и не нравился — толкотня, жара, но зато, потом, поешь чего-нибудь вкусненькое, то, чего нет в магазине.
Невольничий рынок — это нечто другое, это место отдавало безнадёгой, горем, проклятием и несчастьем. Огромное пространство городской площади было уставлено рядами деревянных клеток — сильно напоминало какой-нибудь вещевой рынок, с его боксами, контейнерами и нишами, вот только вместо обуви и куч различных штанов, в этих клетках находились люди. Кого там только не было! Любой возраст, любое состояние — от младенцев, до стариков. Рабы, как и все люди в экстремальной ситуации, вели себя по разному — одни плакали, другие смеялись, третьи спокойно сидели и ожидали своей участи. Большинство рабов были голыми — редко кого прикрывали остатки тряпок — зачем тратиться на одежду для рабов? На стоимость она не влияет, температура тут такая, что можно ходить голым круглый год — так зачем лишние расходы? Достоинство человека? Какого человека? Раба? Так какой же он человек...