Он говорил с мертвой дочерью, как с живой, хотя понимал, что она уже никогда ничего не услышит. Рыдая, боярин вглядывался в лицо Руты, потом крепко прижался щекой к остывшей щеке дочери. Он нежно баюкал ее, словно спящего ребенка…
Боярыня, замершая возле ворот, не сразу поняла, что произошло ужасное. Слуги, сгрудившиеся во дворе возле лестницы, заслоняли от нее мужа. В груди гулко стучало сердце, словно предвещая беду. Хотелось, чтобы все обернулось страшным сном, чтобы время повернулось вспять… Медленно, очень медленно боярыня Орина стала двигаться к толпе. Слуги сами расступались перед ней, молча, понурившись…
Перед ней неясно, словно в тумане, возник муж. Он отчего-то сидел на земле, и Рута ласково прижалась к нему, как в далеком детстве. Она не спорила с отцом, не вырывалась, хотя на лице ее застыла злоба. Нет, не злоба, скорее — пустота и отрешенность. Мгновение боярыня рассматривала эти две фигуры в изумлении. А затем вздрогнула, руки взметнулись к небу, и раздался пронзительный вопль… Боярыня упала на землю, к дочери… Пальцы лихорадочно гладили шелковую ткань нарядного платья. Безудержные рыдания готовились разорвать сердце… Горе матери было безутешным, и женщина не заметила, как замерло сведенное судорогой лицо мужа. Глаза обратились к небесам, из которых к нему скользнул невидимый всем прочим луч света, и боярин, запрокинув голову, медленно опрокинулся навзничь. Его душа устремилась к этому свету…
От Днепра несся холодный северный ветер, гнал высокую волну на берег, разбивал кромку льда в хрустальную пыль и вздымал вихри над замерзшей землей. Из низких темных туч, плывших по вечернему небу, лил дождь и сыпал снег. Луна укуталась в облако из небесной пряжи и не смотрит, а жмурится. С каждым часом вьюжилось все сильнее, небо смешалось с землей. Мокрый снег сечет лицо. Промозглая стужа кусает щеки и носы, ищет места, чтобы пробраться к желанному теплу. В такую пору каждому не по себе, каждый ищет теплого уголка.
Только Купава не могла вернуться в свой дом. Превозмогая непогоду, сильный конь вынес ее за город и помчался прочь от города по наезженной дороге, над которой уже кружился снег, покрывая путь белым саваном. В памяти девушки всплыла далекая ночь, когда она точно так же пыталась скрыться от сестры-злодейки и ее полюбовника и попала в руки к разбойникам. Было чему ужасаться — леса по-прежнему полны лихих людей, а Купава теперь не одна. Замерзшими руками она держала у своей груди маленького сына, старательно укрывая его от снега и дождя теплым мехом, который набросила ей на плечи матушка. И потому разгулявшаяся вьюга даже радовала Купаву — вряд ли кому захочется в такую непогоду выползать из берлоги в поисках добычи. Нет, пока что ей не стоит опасаться ни диких зверей, ни двуногих хищников. Прочь, подальше от родимого дома!