— Быстро «колись», как дело было,— нехотя опустив кулак, жестко прохрипел Илья.—Начнешь вилять — похороню. На мне уже погон нет!..
Марченко, который в ту минуту смахивал на собаку, побитую хозяином, еще не оставил надежды разжалобить Мухина:
— Да, да... Я понял...
— Так говорил он тебе это или нет?..
— Нет... Сказал, домой пришел, а она готова... — Борис, весь сжавшись, произнес роковую фразу.
Илья на мгновение застыл, пытаясь осмыслить эти слова:
— Чего ж ты меня подставил, гнида?! Деньжат решил срубить?! За ценную информацию... — Удар по животу заставил Марченко согнуться пополам.— Так?!
При всем желании информатор ответить не мог.
— Я тебя спрашиваю?! — Мухин уже не вполне контролировал свою ярость.
— Да... — наконец выдохнул Марченко.
Илья снова схватил пьянчугу и процедил сквозь зубы:
— Ну ты и сучонок... Из-за бутылки мужика к стенке поставил...
— Без доказухи бы не поставили...
— Верно...—Мухин поморщился от омерзения.— Только я тебе, шкура, поверил, поэтому и «липанул» чуток...
Он оттолкнул от себя ханыгу, и тот мешком свалился на землю. Тому бы помолчать, но Марченко стало обидно:
— Сами в дерьме, а я крайний...
Эти слова резанули по самому сердцу. Мухин чувствовал, что этот моральный урод прав, а признавать свою вину было обидней всего.
Не зная, что ответить, он подобрал лежащий на земле рюкзак, со всей силы швырнул его в стену гаража и под звон осколков стекла прокричал:
— Прибью, сволочь!!
Последнюю фразу он выкрикнул уже по инерции. Одна мысль, что придется прикасаться к этой гадине, вызывала у него отвращение. Он повернулся и пошел прочь. В тот момент ему показалось, что все те годы, что он отдал службе в милиции, разлетелись вдребезги, как эти бутылки в затасканном рюкзаке.
До последнего времени жизнь казалась ему безупречной трассой, он мчался по ней на своем «мерседесе» — спокойный и уверенный в себе. Он знал, что там, впереди, могут быть крутые повороты, но надеялся, что справится с управлением. Встретив на пути серьезное препятствие, Мухин оказался к нему психологически не готов. Сколько раз он брал на себя роль преследователя — теперь приходилось выступать в роли жертвы, и эта роль ему совсем не нравилась.
Илья сидел на стуле в кабинете «убойного» отдела, хмурый, не выспавшийся, и пытался оправдаться хотя бы в глазах своих бывших коллег.
— Мужики, да если б я хоть на сотую процента сомневался, разве б пошел на такое!.. Вы ж сами опера... Иначе грош цена нашей работе! Не так, что ли?
Опера молча переглянулись. Они не любили пафоса. Особенно когда речь заходила об их грубой и — чего уж там скрывать — жестокой профессии.